Записки Степной Волчицы

Публика подобралась самая разношерстная. Стриженные под полубокс молодые бандиты, одетые, словно олимпийская сборная, в спортивные костюмы и кроссовки, их расфуфыренные подруги, совсем девчонки, юноши в дорогих и изящных легких костюмах и туфлях, по виду мелкие менеджеры, кавказцы в кожаных пиджаках при золотых цепях, респектабельного вида седовласые пожилые дядки. Затесалось даже несколько явных дачников — загорелые, в шортах и футболках. Но больше всего, как мне показалось, было дачниц постбальзаковского возраста, вроде меня. Словом, яблоку негде упасть. В первый момент у меня даже возникло чувство, что тут какое-то недоразумение, что я пробралась сюда «без билета», и меня сейчас за шкирку выбросят на улицу. Однако никто не обратил на меня никакого внимания. Я стала протискиваться между столиками к бару, где, впрочем, тоже не было ни одного свободного места, — я решила глотнуть минералки, прежде чем продолжить свой скорбный маршрут к конечному пункту назначения — оврагам за мусорной свалкой. Тут мой взгляд упал на красивого молодого человека в серых джинсах, желто-красной английской тенниске и мягких замшевых мокасинах, который сидел нога на ногу в углу за столиком у стены. Белокурый, необычайно аккуратно подстриженный, и с крохотной булавкой в левой мочке уха. Он открыто и весело смотрел мне прямо в глаза. Вдруг он привстал и, приглашая, приветливо помахал рукой. Я увидела, что рядом с ним есть свободный стул.

— Можно я присяду? — прошептала я одним губами.

— Сделайте одолжение, — усмехнулся он, но, присмотревшись ко мне повнимательнее, сочувственно покачал белокурой головой и предупредительно придвинул мне стул со словами: — Как это вас сюда занесло?

— Да, — раздавлено кивнула я, зачем-то взглянув на свои наручные часики, — вообще-то мне уже положено быть совсем в другом месте…

Он чуть прищурился, в его голубых глазах мелькнуло понимание и озабоченность. Но уже через секунду он снова весело улыбнулся и негромким бархатистым голосом, от которого на меня так славно веяло безмятежностью молодости, произнес:

— О, женщины, забегут на огонек, хотя знают, что должны спешить в другое место!

— Честно говоря, я предпочла бы там вообще не оказываться…

— Ну так, в чем же дело, оставайтесь здесь! Только сначала отправляйтесь в дамскую комнату, почистите перышки, припудрите носик. — Он протянул руку и поправил на моем лбу прядку волос. — А я пока закажу вам что-нибудь выпить. Как насчет шампанского?

— Лучше просто белого сухого, — смущенно пробормотала я и, поспешно порывшись в сумочке, положила на стол деньги.

Чуть приподняв бровь, он продолжал рассматривать меня — не то покровительственно, не насмешливо. Мои босоножки успели запылиться, а блузка и юбка и подавно превратились в тряпки.

— Ну и видок! Непохоже, что вы собирались в ресторан…

Покраснев до ушей, я развернулась и пулей вылетела в туалет. Поплакала, умылась, покурила, подкрасилась. Кажется, пробыла там целую вечность. Наверное, он давно уже исчез. И это, наверное, было бы к лучшему. Судя по своему отражению в зеркале, ничем особенно эстетичным мне нечем было порадовать публику. Однако, выйдя в зал, я жадно бросилась искать его взглядом. Слава Богу, он был на месте. Я села, и он посмотрел на меня так, словно вот-вот погладит по головке. Отпив из протянутого бокала вина со льдом, я закусила какой-то ароматной штучкой на шпажке.

— Вот и умница, — улыбнулся мне собеседник. — Редко встретишь такую послушную женщину. Вы, наверное, вообще очень покладистая.

— Только на первый взгляд, — вздохнула я.

Не рассказывать же ему так сразу про мою Степную Волчицу.

— Так я и поверил! Вы, наверное, из тех женщин, которые надумывают себе Бог весть каких ужасов, а после сами не знают, как с этим жить. А на самом деле — мягкие, пушистые… — Он звякнул бокалом о мой бокал, а когда я выпила, протянул мне еще одну шпажку. — Нравится?

— Вкусно. Что это?

— Копченый гавайский таракан… — Я едва не поперхнулась. — Шучу, шучу, — улыбнулся он. — Копченый угорь с креветкой… А впрочем, разве вам не все равно, если уж вы решили наглотаться таблеток, чтобы заснуть и не проснуться?

Странно, когда он это сказал, я даже не вздрогнула. Ни напряжения, ни обиды. Только почувствовала себя нашкодившим ребенком, которого ждет наказание. Что же теперь — он меня отшлепает?

— Я и сама удивляюсь, — откровенно призналась я, начиная чувствовать легкое опьянение, — но не все равно.

— Значит, врут инженеры человеческих душ, как всегда, утверждая, что тем, кто идет на смерть, безразлична жизнь.

— По-моему, совсем наоборот. В такие моменты человек ненавидит жизнь и, в то же время, любит ее как никогда, но только она ему никак не безразлична.

— Совершенно с вами согласен. Жизнь, скорее, безразлична тому, кто привык к ней, как старым тапочкам, живет себе поживает, а на самом деле о ней, о жизни, давно позабыл, вообще ее не замечает. Это дело обычное, проще простого.

— Не скажите, — задумчиво возразила я. — Разве возможно — вообще не замечать жизнь? Особенно, когда она превратилась в сплошную боль.

Он недоуменно приподнял брови.