– Так пойдем у меня и развесишь, там за домом верёвочка натянута. Под навесом. А если возле печки развесить, так мигом высохнет. У тебя же не так много белья?
– Немного. А возле какой еще печки. Где там у тебя за домом печка? – холодея внутри, спросил Твердов, прекрасно понимая, куда клонит девушка.
– Так в бане нашей. Сегодня же банный день. Я баню с утра истопила. Мы все помылись. А печка еще теплая, даже горячая. Идем, – Ольга схватила его за сумку и потянула к потайной калитке, замаскированной густыми ветками черемухи. Твердов для вида немного посопротивлялся, пробубнил еще что-то про флаг, про ответственность, но вскоре быстро сник и сопротивляться перестал.
Когда «Председатель» вышел из соседской бани, на улице вовсю царила глубокая ночь. В вышине по-прежнему сияли холодные звезды. Над крышей прочно утвердился желтый обрубок луны. А во дворе стояла гробовая тишина. Только где-то вдали бухали разнокалиберные звуки нарастающей дискотеки.
– Ты чем-то расстроен? Было плохо? – сзади показалась Ольга в одной ночной сорочке и с распущенными волосами.
– Не провел спуск флага, – глухо ответил Твердов.
– Так пойдем, опустим, ха-ха-ха, – засмеялась Ольга и, толкнув его во двор, замерла по стойке смирно, поднеся правую руку к лицу в традиционном пионерском салюте. Она дурачилась.
– Да-а, много ли ей для счастья надо? – мелькнуло в голове у Твердова. – Еще утром умирала от побоев, а сейчас скачет как коза. Ох, и живучая же баба!
– К борьбе за дело Ленина будьте готовы! Всегда готовы! – продолжала веселиться девушка.
– Оля, ладно мне пора, – скривился Твердов, глядя на нее. – Тебе тоже надо идти: сама говорила детей в школу собирать.
– А вот это не твоя печаль, кого и куда мне нужно собирать, – Ольга опустила руку и нахмурилась.
– Хорошо, вопросов больше не имею, – ответил Твердов и, вернувшись в баню, быстро сорвал с веревки свое подсохшее исподнее. Сунув его в сумку, развернулся и, не поворачивая головы, прошел мимо замершей в предбаннике Ольги.
– Саша, погоди! – бросилась она ему вслед. – Извини, прости меня дуру, прости!
Еще десять минут бурных объяснений вывели Саню из себя. Когда он все же попал в свое расположение, то с удивлением обнаружил, что никого из парней нет. Глянул в окно, у девчонок тоже темно. Наскоро приведя себя в порядок, он бросился в девичье общежитие.
А там его ждало глубокое разочарование: оказывается, Галя ушла вместе со всеми на дискотеку. В помещении сидели только две девочки. При свете настольной лампы они чего-то читали.
– Посидела, посидела, ты не идешь. Спуск флага проигнорировал, кукурузу никто не варит. Печку не отопит. Вот она и пошла на дискач, – сообщила Твердову Зоя Кислова – невзрачная конопатая девушка, панически боящаяся всяких коллективных мероприятий.
– Да, сначала не хотела идти, а девчонки ее уговорили, – подтвердила сидевшая за столом и читавшая толстую книгу Марина Топоркова.
– И давно… давно она… они все ушли, – еле выдавил из себя «Председатель»?
– Так, наверное, уже больше часа, – равнодушно ответила Зоя. – Мы подождали, когда флаг опустят, а тебя нет. Мы пять минут ждем, десять. А после Инга Горячева говорит: чего ждать, там дискач начался. Ну, и все рванули в клуб.
– Саша, а ты чего не пошел? И куда ты делся? Все тебя потеряли.
– Я? – замялся Твердов. – Да меня парторг Ендовицкий у столовой выцепил и к себе в кабинет затащил на важный разговор.
– А чего он хотел? – приступили к нему девчонки. – Опять что-то мерзкое придумал?
– Кошмар! Он хочет, чтоб мы завтра в воскресенье после обеда вышли в поле. Как Павка Корчагин!
– Так Павка Корчагин, кажется, на картошку не ездил? – с сомнением в голосе поинтересовалась Марина. – Они же там узкоколейку строили, чтоб дрова в город зимой подвозить.
– Вот и я ему говорю, что тут картошка, а не узкоколейка.
– А он что?
– Что, что! Говорит, приказать не могу, а попросить обязан. От моего имени, говорит, к вам вся наша партия обращается.
– Как они любят чуть что партией прикрываться, – возмутилась Зоя.
– Нет, тут дело добровольное, – Твердов посмотрел на наручные часы, – кто не хочет, тот в поле завтра не выйдет.
– Я точно не выйду! – гордо заявила Марина. – Я уже ни рук, ни ног не чувствую. Если сейчас как следует не отдохну, то к понедельнику буду вся разбитая. А ты, Зоя, что надумала? Идешь?
– Что я дура что ли, в свой законный выходной в поле ишачить. Нет, конечно. Если парторгу надо, то пусть идет и копает, а я пас.
– Вот тебе и тихони, – ухмыльнулся про себя Твердов, а вслух заметил, – все правильно: колхоз дело добровольное.
Вернувшись к себе в комнату, Александр, как был в одежде, так прямо и увалился на койку. Настроение было паршивым. Он корил себя, что опять повелся на соседку. Вот давал же себе зарок завязать с ней. Нет, не удержался. Тьфу! Рохля! Что теперь делать? Галя, поди, если прознает, после этого совсем к себе не подпустит? Ладно, сон – лучшее лекарство. Лягу спать!