Я была настолько поражена, настолько уязвлена тем, что кто-то нарушил мое личное пространство, вошел без спросу в мой собственный мир, в который я никому не позволяла заходить, что не сдержалась и яростно ударила Артема по лицу.
Сказать, что он был удивлен, это ничего не сказать. Он вскочил с места и посмотрел на меня бешеным уничтожающим взглядом. Такой реакции я не ожидала, я вся сжалась в комок, видя, как он испепеляет меня силой мысли.
– Знаешь, – выдохнул Артем, – я очень терпелив и участлив. Но это только по отношению к тебе. Я все готов тебе простить, готов ждать вечно, когда ты выйдешь из своего оцепенения. Но это уже переходит все границы, понимаешь?! Ты сидишь в своей комнате уже целый месяц и страдаешь в одиночку. Я хотел хоть как-то тебя расшевелить, а в итоге получаю вот что! Я уверен, что не заслужил всего, что испытал от тебя за все это время. А ты… ты испортила отношения со всеми, кто был с тобой близок. Ты чудовищная эгоистка! Я умываю руки. Прощай.
И он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. От хлопка я зажмурилась и еще сильнее скукожилась. Я готова была сейчас провалиться сквозь землю, спрятаться в глубине своих миров и не видеть никого и ничего. Но в одном Артем был прав: я испортила отношения со всеми близкими. С мамой я не разговаривала уже пару недель, запрещая ей входить в мою комнату, когда сама оттуда практически не выходила. Я прекратила сеансы психотерапии, посчитав, что доктор не может в данной ситуации мне помочь. Мы договаривались с ним о сеансах лишь на почве моих вездесущих образов, а мои семейные проблемы я хотела решать сама. А теперь и мой парень… Я очень сильно привязалась к Артему, его сегодняшний уход меня как будто вытащил из какой-то спячки. Он был прав во всем, что говорил и делал за весь этот тяжелый для меня месяц. И я ни разу не сказала ему и слова благодарности. Это может надоесть любому. Даже такому идеальному человеку, как Артем… Тем более такому идеальному человеку, как Артем.
Здесь меня будто молния шаровая нагнала и подстегнула. Я не знала, с чего мне начать. В голове бешеным хороводом закрутились образы и сюжеты, которые я срочно должна была записать, а сердце стучало как зайчик на барабане и требовало, чтобы я бежала вслед за Артемом и просила у него прощения.
Образы победили. Если бы я срочно не начала бы их сейчас записывать, вряд ли смогла бы по пути к Артему сочинить достойную речь с извинениями.
Я склонилась над дневником и начала записывать чудную историю в новом мире, полном волшебства, добра, любви, а также предательства, ненависти и корысти. Я люблю в своих историях описывать больше плохое, чем хорошее. И это не из-за того, что в моей жизни хорошего было мало. Нет, моя семья создала для моего благополучного проживания все условия. Я жила как тепличный цветок, как заморское диковинное животное, за которым нужен глаз да глаз, чтобы с ним ничего не случилось. За мою жизнь мне никогда не приходилось ни о чем беспокоиться, ведь все беспокойства предупреждали действия любящих родителей. Вот и было у меня много-много времени, чтобы подумать о другой стороне жизни, менее светлой и более безрадостной и сложной. Так я полюбила философию, так я поняла, что описывать чьи-либо страдания или трудности для меня гораздо легче. Эти истории быстрее доберутся до сердец читателей, нежели фальшивые истории о том, как все в мире все хорошо.
Я никого не хочу обидеть, просто мои истории о чистоте, добре и свете получаются не менее фальшивыми, чем пятитысячная купюра на черно-белом принтере. Страдания и боль мне легче передать. Этим мне легче зацепить своего читателя. Слезы, пусть даже внутренние, душевные – это признак того, что я достучалась до них. А смех может вызвать и то, что читатель посчитает мое произведение пустым и неинтересным. Вот тогда я буду разбита как писатель. Я оставлю эту нишу для тех, кто умеет писать поистине светлые и веселые вещи. Это более глубокий талант, нежели мое копание в душах людей.
В нашем мире, почему-то, каждый второй хочет залезть в душу к человеку и поковыряться там, оставляя мелкие дырочки, в которые потом затекают эти нехорошие чувства, как одиночество, безысходность и отчаяние. Нет защиты от этого. Нет выхода. А когда ты описываешь те вещи, которые испытывал каждый человек, да еще и доходчивым языком, то он перестает быть одиноким, понимаете?
Так я однажды обрела в своей жизни Лешу. Он первый из всех людей, кто прочитал мои первые глупенькие истории и вселил в меня надежду на то, что это будет нужно людям, что это будут читать, что будут перечитывать.
Я поставила в новой истории жирнющую точку, да так сильно, что проткнула бумагу. Но мне было не до сострадания средствам труда писателя, я торопилась сделать еще много важных дел сегодня. Слишком много я пропустила за этот месяц.
Я захлопнула дневник, схватила сумку и побежала к выходу, где меня остановила мама в тот момент, когда я натягивала кеды:
– Что случилось у вас с Артемом? Он выглядел очень грустным, когда уходил.