Вызов на коммуникаторе заставил бровь удивленно подняться. Око? Неожиданно. С девушкой я продолжаю встречаться время от времени, но она никогда не звонит мне первой. Что-то случилось?
– Извините за беспокойство, канцлер, - во внешне официальном голосе сквозит искренняя тревога, - но мне кажется, вам следует знать об этом прямо сейчас. Только что мы прибыли на пожар в торговом центре «Звездопад». Жертв много, однако не настолько, чтобы о нем немедленно доложили верховному канцлеру. А дело в том, что сюда только что примчался Энакин, и я боюсь…
– Я понял вас, Око. Спасибо.
Кладу трубку и прислушиваюсь к Силе. Ничего. Что, впрочем, неудивительно. Скрывать свою мощь ученик умеет при любых обстоятельствах, на уровне рефлексов, иначе под носом у джедаев никак. Но общее напряжение ткани Великой мне не нравится. Точнее, что-то из происходящего не нравится самой Великой. «Звездопад» - тот самый торговый центр, который обычно посещает Шми Скайуокер. И если с ней стряслась беда, то реакция сына может быть непредсказуемой. Око права, надо ехать.
Не то, чтобы я слишком переживаю. Такие эмоциональные встряски необходимы для становления молодого ситха. Если жизнь сама их не подбрасывает, долг учителя смоделировать источник нестерпимой боли, укротив которую, только и можно стать лордом. Однако хорошо бы получить такой источник в местах тихих и от джедайских глаз далеких. В общем, страховать ученика надо непременно.
***
Высокое городское начальство на пожар еще не слетелось. Тем проще отводить окружающим глаза, чтобы меня не досаждали узнаванием. Потому что времени на это у меня нет. Как и нет необходимости искать ученика. Теперь я ясно чувствую его отчаяние. Похоже, мальчик опоздал.
Вон он. Сидит возле носилок с накрытым грязноватой тряпкой телом. Двое санитаров переминаются с ноги на ногу на почтительном расстоянии. С инстинктом самосохранения у ребят все в порядке: унести тело они и не пытаются.
На меня реагируют, когда я подошел совсем вплотную.
– Она не должна была погибнуть. В продуктовом гипермаркете и задымления толком не было. Она побежала помогать тем, кто был на верхних галереях и не рассчитала свои силы… - глухо сообщают мне, не поднимая головы со сложенных на коленях рук.
Пинком заставляю ученика встать. Поднимать за шиворот – много чести. Разворачиваю его так, чтоб горящие золотом глаза были не видны окружающим. Бью по щекам. Раз, другой, третий. До тех пор, пока глазам не возвращается естественный цвет.
– А теперь марш разбирать завалы и искать тех, кого еще можно спасти! Или полагаешь, что помощь девятнадцатилетнего бугая там без надобности?
Энакин идет словно пьяный. Но идет. А я его жалеть не нанимался. Мне гораздо интереснее, чтобы он не оказался в джедайских подвалах по обвинению в падении во Тьму. Оборачиваюсь на чей-то упершийся мне в спину взгляд. Падме Наберрие. Ее-то сюда зачем принесло? Глаза полны ужаса.
– Кто… там? – кивает она на поднятые с земли носилки с телом.
– Его мать.
– Как… Как вы могли?!
Для того, чтобы уклониться от ответа на идиотский вопрос, оказалось достаточным обеспечить собственную узнаваемость. Хоровод чиновников вмиг оттер сенатора в задние ряды.
Уезжать не тороплюсь. Дожидаюсь, когда спасательный этап операции завершится, и перепачканный в саже ученик появится передо мной. Внешне он вроде бы спокоен. И глаза голубые. Даже слишком.
– Я убью тех, кто это устроил.
– Это не теракт. Несчастный случай во время ремонтных работ.
– Мне без разницы.
– Хорошо. Но только после похорон. Раньше запрещаю.
Энакин не отвечает. Его ярость уже не вырвется наружу. Она жжет его изнутри. И еще неизвестно, что хуже. Жаль, что это не теракт. Тогда можно было пустить парня по следу врага: от непосредственных исполнителей к посредникам, от посредников к заказчикам. Пока порожденная болью ярость не израсходуется силой ударов светового меча. А сейчас что делать? Чуть-чуть погружаюсь в Силу, отпуская подсознание на первый план. Не люблю я такие приемы, предпочитаю полагаться на силу своего интеллекта, а не на Тьма его знает какие инстинкты. Но сейчас я действительно не знаю, что делать.
И через миг обнаруживаю Энакина в собственных объятьях. Он от неожиданности пытается вывернуться. Но из моих рук так легко не уйдешь. Понявший это ученик вдруг расслабляется, утыкается лицом мне в плечо и беззвучно рыдает. Я осторожно провожу рукой по спутавшимся волосам. Все правильно. Со слезами уходят излишки Силы. Крайне непродуктивно уходят. Но груз, который не в силах унести, надо бросать, чтобы не надорваться. Так что плачь, мой мальчик. Сам не пробовал, но, говорят, полегчает.
***
А на похоронах душу вдруг скрутило приступом лютой зависти к Дуку. Уж больно искренне граф рыдал над гробом. И чихать ему было на то, что кто-то там нехорошо подумает о могущественном магистре Ордена джедаев – третьем лице в его иерархии. Я такой искренности себе позволить не мог никогда. Глупость, а обидно, понимаешь.