Записки тюремного инспектора

По-видимому, употребление бранных слов дамами в своем женском кругу - это явление не столь редкое, как думаем мы, мужчины, но только в беженстве и этот вопрос углубился. Не знаю, верить или верить, но переведенная к нам из Донского института воспитанница Н. Моцак говорила мне, что начальница этого института, крича на нее, обругала ее дрянью. Другая воспитанница Р. подтвердила, что это бывало в Донском институте.

Очень много говорят о распущенности воспитанниц Харьковского института, указывая на то, что ни в Донском институте, ни в Кикинде этого нет. В чем же заключается эта распущенность? Ответ на этот вопрос дала мне жена контролера Державной комиссии г-на И. Н. Новикова, гостившая летом в Харьковском институте. «Как здесь симпатично и уютно. Просто семейная обстановка», - сказала она мне. - Дети жизнерадостные, живые, как много сердечности, простоты здесь».

В Кикинде и Донском институте за обеденным столом воспитанницам вовсе воспрещается разговаривать. Малейшее нарушение этого запрета вызывает наказание: «Стань к стенке». Кстати, это выражение заимствовано нами у большевиков. Раньше говорили - «стань в угол, к доске» и т.д. Меня страшно покоробило, когда я, приехав в институт, услышал это выражение. Сразу как-то вспомнилось все пережитое и запахло кровью. Но я продолжаю...

«Знаете, просто неприятно смотреть на шеренгу стоящих у стенки воспитанниц за обедом. Эта мертвая тишина неприятна и неестественна для детского общества», - говорила мне А. И. Новикова. О гнете в Кикинд-ской гимназии говорят все, а учительница танцев Е. М. Перлова, которая преподает танцы и в Кикинде, говорила мне, что это просто мертвые дети, а лоск этот только наружный. Я был тоже в Кикинде, как представитель Харьковского института, на концерте, устроенном Кикиндской гимназией, и видел, как гуляют по парам кикиндские воспитанницы. Идут молча. И вот одна старушка, классная дама, говорила мне: «У нас строго». Они не должны смотреть по сторонам и заглядываться на прохожих.

И в тот же вечер, может быть в шутку, один господин рассказывал нам, что, если институтки, гуляя, встречают юнкера, офицера или вообще интересного молодого человека, то должны опустить глаза, а классная дама сейчас же открывает зонтик и, как щитом, закрывает им институток от этого опасного человека.

В Харьковском институте этого нет. Напротив, иногда класс идет с уроков или на прогулке довольно шумно. «Слышите! Это с уроков идет VII класс», - сказала мне классная дама, стоявшая со мною вечером у ворот столовой в ожидании ужина. И действительно это был он. Конечно, воспитанницам, идущим в парах на улице, следовало бы потише разговаривать и громко не смеяться, но.... ведь Нови Бечей, в сущности, не город, а деревня. Очень часто институт, возвращаясь с уроков, не встретит на улице ни одного человека. И это учитывается нашими барышнями. Не потому они так громко разговаривают, что они не воспитаны или не понимают, как должна себя держать барышня, а потому, что это Нови Бечей.

«Это распущенность», - говорят некоторые свои же. Да! Пожалуй. И, конечно, права классная дама, которая изобрела отличный способ борьбы с этой распущенностью. «Остановитесь и стойте, пока не замолчите», -командует она. И класс, спеша на ужин, останавливается иногда в холод и под серенький дождик и успокаивается. «Ну, теперь идем дальше.»

Гораздо хуже, когда класс не сдерживает своих порывов в присутствии посторонних людей. В Бечее изредка появляется интересная для институток публика - кадеты, офицеры, юнкера, студенты. Свои надоели, да и кто же эти свои. Какой-нибудь в лучшем случае местный гимназист или мелкий чиновник финансии - серб с черными глазами, а подчас и просто миловидный приказчик или колбасник. Ведь на улице трудно разобраться в людях.

И вот вдруг навстречу идущим в парах институткам показывается юнкер в красных рейтузах. «Красные штаны», - как ветром проносится по парам шепотом. Институтки не выдерживают. Ряды расстраиваются. Каждая пара хочет заглянуть вперед из-за спины предшествующей пары. Происходит замешательство. «Kinder, kinder.» - суетится классная дама. И, конечно, было бы лучше, если бы они опустили глаза вниз. Юнкер ровняется с институтками. Десятки, нет - сотни глаз пронизывают героя-юнкера.

Конечно, это нехорошо. Это распущенность. Но ведь это Бечей, а не Белград, где на каждом шагу видим эти красные штаны.

А Леня Джурич! Выгнанный кадет, поступивший к генералу Павличенко. Теперь он простой казак, гастролирующий с джигитами в Югославии. В Бечее это было событие. Генерал Павличенко пригласил весь институт на джигитовку. «Мы прежде всего хорошо почистили башмаки», - начинает главу в своем дневнике одна девочка. И это было еще хуже, чем с юнкером в красных штанах. Хорошенький мальчишка, и тоже в красных штанах (ибо это были кубанские казаки), вскружил девочкам головы. Целый месяц потом только и было разговору, что о Лене.