И над всем этим господствует при большой скованности главнокомандующего отсутствие крупных решений свыше в это серьезное и крупное время. Идем по предназначению.
Будучи не у дел, я пишу и рассуждаю. Что я бы делал, если был бы ответственным деятелем? Я думаю, то же самое. Среда поглотила бы меня, и я считаю себя счастливым, что до войны и во время ее не принимал участия в создании этого положения. Еще с начала войны, может быть, я мог бы быть полезен, если бы противостоял тому течению, которое стало тогда обозначаться, а теперь и с моими слабыми силами, вероятно, делал бы то же, что и делают настоящие деятели, а может быть и хуже.
Война такое грозное и трудное дело, что выходить не подготовленным большой грех. А мы вышли неподготовленными и малыми средствами и неподготовленною страною.
Мы воюем физической силою народа. Надолго ли ее хватит? И все-таки вера не оставляет ни меня, ни Россию. Эта вера кроется в народном духе, в его искании Бога, в вере в помощь Божью, и мы на протяжении истекших одиннадцати месяцев войны имели разительные доказательства благости Божьей к народу его ищущего и верующего ему. Может быть, Господь поможет нам за наши немощи. Мы не обуяны гордынею, как немцы, я говорю о народе, у нас нет злобы и без нее, но с верой в Бога будем защищать то, что дорого нам, нашу самобытность и наше достояние. Все, что я считаю себе вправе, как лицо без определенного дела – я сказал. Теперь спокойно будем ожидать развитие событий и подчинимся тому, что предопределено свыше. Главнокомандующий делает то, что в его силах. Из того, что происходит, вижу, что будем держаться до крайности. Лишь бы только, не вовремя не последовал приказ исполнить то, что уже нельзя будет сделать. Раз решено – дело надо довести до конца.
20-го июня
Вчера написал черновик письма великому князю Петру Николаевичу, но не пошлю его. Если положение ясно мне, то почему оно им не ясно. Если не посылают снарядов и патронов, то их нет. Мои оперативные соображения, как все на войне, не, безусловны. Если принято было ошибочно удерживаться в Центральной Польше и до крайности держать Варшаву, то изменить это нельзя. Ослабленная 3-я армия не станет сильнее, группа Олохова тоже. Теперь надо держаться и что возможно выбирать из 2-ой армии. Эту мысль М.В. передал мне дней 8-10 тому назад.
Ему положение тоже ясно. Из коротенького вчерашнего разговора моего с ним это видно. На войне положения бывают тяжелые. Наше одно из тяжелейших и мы несем последствия прошлого более отдаленного и последнего поражения юго-западной армии. Почему юго-западная армия потерпела поражение, это вопрос другой. Теперь идут последствия. Будущее покажет, выберемся ли мы из этого положения. Известные жертвы придется принести, и Михаилу Васильевичу надо будет определить, чтобы жертвы были продуктивнее для армии и России. Но в нем вижу веру, что выберемся. Ивангород, Новогеоргиевск, Брест придется занять гарнизонами и сильными. Не считая ополченцев на это пойдет 4-й Гренадерский, 5-й Сибирский, 27-й, 9-й, 35-й, 36, и 16-й надо оттянуть, равно 1-й Туркестанский, 1-й Сибирский, 4-й Сибирский, 5-й и 1-й. Две армии, под прикрытием которых отойдут 25-й корпус и армия Леша{124}
.Органы снабжения фронта надо отвести из Седлеца и Варшавы на восток. Отсюда распоряжаться не могут. Мосты на Висле уничтожить. Когда же начать? В свое время, частично надо было перегруппировку начать после 4-го июня. Но получена была директива держать Польшу. Начинать сейчас нельзя, надо подготавливать. Исход под Холмом укажет начало этого труднейшего и опаснейшего маневра, если только не будет чего-либо нового.
Но если положение на юге восстановится для нас благоприятно, а по ту сторону Рейна все будет по-старому, то именно благоприятное положение наше должно побудить нас перегруппировать наши силы в интересах России – до той минуты, когда мы будем обеспечены большим материалом. А на это нужны месяцы, может быть полгода, может быть, 9 месяцев.
Это моя схема. Но я убежден, что ее не примут, и в случае благоприятном мы еще глубже завязнем в Польше.
21-го июня