Официантка наполняет ее чашку и обводит нас взглядом.
– Что-нибудь из еды?
Мы с Бет качаем головами, и как только Роуз уходит, Бет понижает голос и подается ближе.
– Что, черт возьми, происходит?
– Как, черт возьми, тебя понимать?
– Я здесь, в Ист-Хэмптоне, – говорит она, как будто это все объясняет.
– Ты ведь здесь живешь, – отвечаю я, и тут до меня доходит: – Но… Центр судмедэкспертизы находится в Хаапподже, и ты только что сказала, что закончила вскрытие. Здесь не может быть для этого подходящих условий.
– Я бы назвала помещение, которым пришлось воспользоваться сегодня утром для этих целей, в лучшем случае приемлемым.
– Тогда зачем проделывать это здесь?
– Именно это я и сказала, когда получила запрос, и стала настаивать на том, что вскрытие необходимо провести в Хаапподже. А тридцать минут спустя моя начальница…
– Директриса судмедэкспертной службы округа Саффолк? – уточняю я.
– Да. Бриджит Джонсон. Она позвонила мне и сказала, что не станет проводить вскрытие по документам в течение сорока восьми часов. И что мне нужно провести его на месте.
– Я даже не уверена, что это законно.
– Не только ты одна.
– Зачем это делать?
– Она сказала, что в Хаапподже слишком много сотрудников и вообще людей, которые могут распустить язык. Это замечание было высказано после того, как она напомнила мне, что в Ист-Хэмптоне полно влиятельных людей, которые не хотят, чтобы у них во дворах толклись съемочные группы новостных каналов.
– Мой отец провел сегодня пресс-конференцию. Я думаю, она что-то не так поняла. Это уже не новость.
– Пресс-конференцию, которую он практически свел к тому, что вчера вечером имело место самоубийство, а не убийство.
– Ни хера себе… Скажи мне, что он этого не делал.
– Хотела бы я это сказать.
Отодвигаю свою кофейную чашку в сторону.
– Каким местом он вообще думает? Он же потом будет выглядеть лжецом.
– Он скажет, что был дезинформирован.
– Тобой, – добавляю я, и быстрота ее ответа заставляет меня задуматься, не выдвигался ли уже когда-нибудь подобный аргумент.
– Да, я и вправду считаю, что мне готовят роль козла отпущения, раз уж и твой брат поддержал его.
– Ты не пыталась возразить?
– У меня не было ни малейшего шанса. Они позаботились об этом.
– И чем дело кончилось?
– Сегодня утром ко мне явился Ривера и буквально не отходил от меня, пока я не закончила отчет о вскрытии.
– Он тебе что-нибудь сообщил?
– Помимо того, что мы с тобой обе предположили на основании осмотра места преступления, особо ничего. Установлены расстояние, с которого произведен выстрел, и рост стрелявшего. Никаких следов ДНК. Никаких материальных улик. Никаких признаков борьбы.
– Татуировки?
– Нет. – Бет хмурится. – И ты уже спрашивала вчера вечером. Что у тебя с этой татуировкой? Это и есть связь, которую ты ищешь?
– Я давно уже выяснила, что отметины на теле, как правило, способны много о чем рассказать, – без запинки ответствую я. – Так что всегда ищу их.
– Ясно. Ничего из такого в этом деле тебе не поможет. Честно говоря, все проделано настолько чисто, насколько это возможно. Если не найдется свидетеля, само по себе тело ничего нам не расскажет.
И все-таки расскажет, и я уже слышу этот рассказ из уст Бет. Чисто… Профессионально… Все это много чего говорит мне о нашем убийце.
– Можно ли как-то выдать это за самоубийство?
– Никто не пустит себе пулю между глаз с расстояния в целый фут, что подтверждают данные криминалистической экспертизы. Причем так, чтобы ствол бесследно исчез.
– Другими словами, они просто пытались всех угомонить, чтобы никто не совал туда нос.
– Ты-то здесь. Ты из ФБР. И ты была на месте преступления.
– Это вопрос?
– Общественность тоже обратила на это внимание перед той пресс-конференцией, как раз поэтому-то они и предложили версию самоубийства. Чтобы всех успокоить.
– Ты хочешь сказать, что теперь поддерживаешь их, хотя они вводят людей в заблуждение?
– Не поддерживаю, но вполне могу их понять. Давай посмотрим правде в глаза, Лайла. То, что ты оказалась здесь ровно в тот момент, чтобы попасть на место преступления, наводит на мысль, что тебя предупредили об этом убийстве. – Бет издает резкий смешок и добавляет: – Или ты была в нем как-то замешана.
Я не смеюсь. И уж точно не собираюсь говорить ей, что, по-моему, она очень близка к истине.
– Еще раз, – говорю я. – Это вопрос?
– Тот же самый, который я задала, когда села. Что, черт возьми, происходит?
– Я же говорила тебе…
– Скажи-ка лучше мне, – раздается мужской голос. Голос Риверы.
Он появляется рядом с нами, уже приставляя стул к торцу нашего столика. То, что ему удалось незаметно для меня подкрасться к нам, тогда как мне хорошо видна дверь – а таких проколов со мной обычно не случается, – заставляет меня думать, что Эдди уже давно ошивался где-то поблизости, а не исключено, что и прислушивался к нашему разговору.
– Так что, черт возьми, происходит?
– Это ты мне скажи, – говорю я. Заметив у него на подбородке шрам, которого раньше не было, решаю поменяться с ним ролями. – Начнем с ножевой раны у тебя на лице. Кто это тебя порезал?
– Начнем с того, что ты здесь делаешь, – парирует он.