Записки уцелевшего (Часть 2)

Мы протащили по роликам второе бревно, оно едва поворачивалось. Неужели все провалилось? А я-то мечтал, что Мешалкин со своего лаврового венка и мне уделит несколько листочков! Пора было возвращаться домой. Переправлялись молча. Сметанников осунулся. Он понимал, что его надежды на освобождение рухнули.

Вечером я завалился спать на своем чердаке, ничего не сказав Лебедеву. Внизу послышался голос комсорга. Явно волнуясь, он рассказывал о неудаче опыта с лотком.

- Техник - и не мог рассчитать! - негодовал он.- Ведь это прямое вредительство!

- Подожди, подожди,- успокаивал его Лебедев.- Не сразу изобретение удается. Приедет Мешалкин, и все разъяснится.

Комсорг ушел, а я в ужасе застыл. Ведь и впрямь меня могут счесть за вредителя...

На следующий день мы переправились на ту сторону. Чем занять рабочих? Опять продолжать прокатывать бревна по неподвижным роликам с помощью веревок было бессмысленно. Я послал их в лес заготавливать будущие лежни.

Неожиданно появились Мешалкин с Лебедевым и комсоргом. При них рабочие снова потянули бревна по роликам. Мешалкин приказал протащить еще бревно, другое, третье, потом коротко бросил:

- Строительство закрывается.

Я шепнул Сметанникову, чтобы собирал инструмент, больше сюда не приедем, а сам сел в лодку Лебедева. Он и комсорг молча гребли, Мешалкин и я мрачно молчали. Когда переправились, Мешалкин только мне и сказал, чтобы я подсчитал, во сколько рублей обошлось строительство, и окончательный итог прислал бы ему.

Я его спросил, какую он мне теперь поручит работу. Он отмахнулся, сказал, чтобы я ждал его распоряжений. Конечно, он тяжело переживал неудачу и ему было не до меня.

В бухгалтерии мне вручили подписанные мною наряды. Я защелкал на счетах. Вышло шесть тысяч с чем-то рублей.

"Столько денег ухлопал впустую! Конечно, любой начальник сочтет меня вредителем,- рассуждал я сам с собой, лежа на чердаке. - Мешалкин - молодой специалист, к тому же член партии, его ценят, его уважают. Он отвертится, еще, чего доброго, на меня свалит вину. Приедет следователь ГПУ, начнет меня допрашивать".

И тут-я вспомнил, что на дне моего чемодана спрятаны листки бумаги черновики первых глав моей повести "Подлец". Да ведь при обыске их обнаружат, прочтут, а там Бог знает что наворочено.

Я встал на рассвете, когда все еще спали, спрятал пачку за пазуху, потихоньку спустился с чердака, зашагал в тайгу, выбрал полянку, оглянулся, зажег спичку и уничтожил свое сокровище. Вернулся, вновь залег на чердаке.

Я остро переживал неудачу, и не только из-за угрозы кары. Мое самолюбие было жестоко уязвлено, я понимал: даже если следствие не поднимется, оскандалился на весь леспромхоз. Следующие дни я почти не спускался с чердака, сказавшись больным.

И тут произошел один эпизод, который меня напугал до полусмерти.

Однажды вечером сквозь щели потолочин я услышал оживленный разговор, узнал голос начальника Шодровского участка и понял, что он и Лебедев выпивают. Они разговаривали о том о сем, и вдруг гость спросил о роликовом лотке, хозяин рассказал о неудаче, и тут шодровец сказал:

- Ничего нет удивительного, что князь Голицын оказался вредителем.

Вообще до сих пор никто меня о моем княжестве не спрашивал. Моя фамилия была достаточно известна в бывшей помещичьей европейской России, там я не мог скрывать, кем был в годы своего раннего детства. А в Сибири о помещиках никогда не слыхивали, тут даже слово "барин" было неизвестно. Лебедев спросил шодровского начальника:

- Что же он, татарин, что ли?

- Сказал, татарин! - отвечал тот.- Он царский родственник.

Наверное, Лебедев ничего не понял. Они чокнулись и перешли на другую тему беседы.

"Вот как, царский родственник!" - говорил я самому себе холодея от ужаса. Никогда, ни в прошлом, ни в будущем, никто не обвинял меня в подобном "преступлении"**. Черт знает что!

______________ ** Вообще, откровенно признаться, я действительно мог бы сойти за царского родственника: Наталья - дочь моего американского дядюшки Александра Владимировича - была замужем за родным племянником царя - Василием Александровичем, сыном его сестры Ксении. О кончине Натальи в начале 1989 года, как это ни покажется удивительным, было помещено в "Известиях".

Наверное, в тот вечер оба начальника сильно подвыпили, и Лебедев позабыл о том разговоре. Не видя меня в течение нескольких дней, он забеспокоился, поднялся на чердак, похлопал меня по плечу, сказал, чтобы я не шибко переживал, и прислал фельдшера. Тот подтвердил мои хвори.

Мне думается, что для Лебедева недавнее разоблачение профорга Кузьмина было более волнующим происшествием, нежели неудача роликового лотка. Да и привыкли в нашей стране, что деньги улетают в трубу. Уплыли же в океан сотни тысяч кубометров заготовленного леса...

9.

Неожиданно нагрянула еще более страшная беда, все позабыли думать и об уплывшем лесе, и о роликовом лотке, и о бедняге Кузьмине.