Я ходил по рынку с раскрытым ртом. Обилие яблок ошарашивало. Ароматные бурты грудились навалом, как теперь картошка на железнодорожных станциях. Тучи мух и ос вились над буртами. Торговали исключительно овощами и фруктами, и только оптом. Никакой продавец не стал бы время терять, чтобы отпустить пуд товару. Вереницы рикш с мешками яблок разъезжались в разные стороны, перепродавали мальчишкам и старухам, а те с корзинами усаживались на перекрестках улиц и отпускали свой товар уже поштучно. На каждом перекрестке сидело по одной, по две, а то и по нескольку старух; к ним присоединялись продавцы-мальчишки.
И те же старухи и мальчишки продавали семечки подсолнухов, которые привозились с того же Болота; их покупали мешками, где-то поджаривали, рассыпали по корзинам и, вооружившись стаканом, садились на перекрестке на дощечку или табуретку. Подходи, подставляй карман, а потом грызи целый день и выплевывай шелуху не стесняясь — на улице, в кино, в классе школы, в трамвае, на свидании с любимой, в гостях, у себя дома. Ни урн, ни запретных надписей тогда еще нигде не ставили, не вешали. Вся Москва, вся Россия грызла семечки и была заплевана шелухой…
2
Дорогих ресторанов тогда было мало: назову «Метрополь» и «Националь» в центре, «Прагу» на Арбатской площади, в подвалах ютились кавказские духаны, существовали очень дешевые «рабочие» столовые, а пивных с вывесками — сверху зеленая полоса, снизу желтая — было множество. На улицах продавали мороженое: подешевле — маленькими шариками, подороже — лепешкой, зажатой между двумя вафельками. Осенью разъезжали фуры с арбузами и дынями, круглый год вышагивали татары в тюбетейках, гнусавыми голосами стонали: "старье берем", ходили старички с разным слесарным инструментом и скрипели: «чинить-паять», молочницы тащили бидоны и охали: "молоко, молоко", у многих была своя клиентура, они семенили молча и быстро, от квартиры к квартире.
В государственных магазинах МСПО — Московский союз потребительских обществ — цены были дешевле. Мы, например, покупали только там, но могли нарваться на тухлые продукты. Да и продавцы в таких магазинах зачастую огрызались.
А в частном вас встречали улыбками, и товары раскладывали так живописно, что залюбуешься. Торговали представители старых купеческих семей — таков был, например, магазин меховых товаров Свешникова в Охотном ряду и другие охотнорядские магазины.
Но основная масса предприимчивых торговцев, которых в печати окрестили нэпманами, были люди новые, или прежние приказчики, или приезжие. И большая их часть принадлежала к еврейской национальности. Революция уничтожила пресловутую "черту оседлости", и вскоре после гражданской войны евреи покинули свои насиженные, воспетые Шолом-Алейхемом города и местечки. Гомель, Бердичев, та же ветхозаветная Касриловка опустели. Главная масса евреев двинулась на Москву, менее — в другие города. Были они люди предприимчивые, поднаторевшие в торговле. Не далекая, населенная арабами Палестина стала для них землей обетованной, а советская Москва с ее сорок сороков церквами, с квартирами, в начале нэпа еще просторными, с жильцами, желающими сытно поесть, кое-как обновить свою пришедшую в негодность одежду, пожить веселее, нежели в годы военного коммунизма. А многие из этих жителей сумели припрятать золото и другие драгоценности.
Евреи завоевали господствующее положение не только в частной торговле, в частной медицине и в журналистике. Партийный и государственный аппарат, в том числе аппарат ОГПУ, оказались битком набитыми высокоидейными представителями этой нации.
У евреев есть одна ценная черта, которую русские люди не любят. Русский совершенно равнодушен к несчастьям даже родного брата. Он не только не поможет ему, но и нарочно подтолкнет его, подставит ему подножку. А евреи с готовностью помогут своему троюродному племяннику, знакомому этого племянника. Один еврей сумел переехать в Москву и хорошо там устроиться. И скольких же родственников и соплеменников он перетащил за собой!