Записки военного дознавателя

Надо сказать, что одним из самых действенных наказаний, придуманных задолго до моего прибытия в бригаду, была конфискация несчастных трех рублей, которые солдат получал в месяц и покупка на эти деньги белой материи для подшивания воротничков.

Бойцы немедленно засуетились и расползлись по машинам.

– Акимыч, что это за краска такая позорная?– спросил я из любопытства.

– А ты лучше принеси! – обиделся он. – Еле эту достали! Это сурик вобще-то. Но сойдет, я думаю.

– А где Лиепиньш?

– Да где-то здесь, а что?– спросил Акимыч, закуривая.

– На губу не отправил?

– Не хер! Некогда сейчас отдыхать под арестом. Вот показуху сделаем, а там и на нары можно! Правильно?

– Тебе виднее!– пожал я плечами.

– Это- точно! Он щас знаешь как прогибается? Ух!… Если так и дальше будет, может и передумаю… Такое вот у меня воспитание! Если хорошо работаешь – я все простить могу, я не злопамятный. Вот и весь тебе х@й до копейки! – он хопнул меня по плечу.

– Ладно, – ответил я, – если, что – я в казарме. Ты на обед пойдешь?

– Куда там! Времени даже отлить нету, завтра с утра смотр!

– Хочешь, я у Груздя пожрать чего-нибудь достану?

– Вот это было бы в тему. Достань!

– А Серега с тобой?

– Нет, но скоро будет. Но он из дому, так что ему не надо.

– Ну и ладно,– я махнул рукой и пошел в столовку разузнать, что к чему.

Через полчаса я принес Акимычу котелок горохового супа, хлеб и пару котлет. Он обрадовался всему этому как ребенок пирожному, и тотчас усевшись у открытого люка станции наведения, стал с аппетитом набивать утробу. Ахметов – надо отдать должное – был неплохим поваром.

Я ушел в казарму проверить, что там бойцы успели начистить и намыть. Уже почти пересекши плац, я вдруг услышал душераздирающие вопли и обернулся. Когда я увидел, в чем было дело, то обомлел, не зная, что и думать, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринимать. От туалета техбата, того самого, что уже находился по приказу бригадира под опекой двух бойцов, бежал в направлении меня, придерживая двумя руками брюки тот самый полковник, проливавший слезу у идеологически неверно установленного памятника вождю мирового проллетариата. Кричал он что-то невнятное: «А-а-а-а! Там!..» – дальше сплошной мат и снова: «А-а-а-а! Там!..» Яприбавил шагу, ибо инстинкт мне все-таки подсказал, что быть свидетелем того, как начальство теряет портки – дело опасное. Через несколько секунд я уже скользнул в казарму и стал внимательно наблюдать происходящее с безопасного расстояния. Хотя, впрочем, наблюдать уже было особенно и нечего. Главное событие уже произошло.

Дело было в том, что волею странного случая, я стал свидетелем истории, которая после пересказывалась всеми еще очень долго и чуть ли не по три раза в день. Уже после обеда, когда стали возвращаться офицеры, история эта стала расползаться, и в бригаде постоянно: то там, то тут стоял гогот. Офицеры перебивали друг друга, желая донести до ушей новых слушателей этот анекдот из жизни. Бойцы тоже ржали по курилкам, всякий раз привирая, что сами видели все своими глазами. А случилось вот что. Тот самый полковник, проследив уже за окончательной установкой Ильича лично, и удовлетворившись, наконец, результатом, вдруг почувствовал известное томление в нижней части туловища. В этой связи, он стал озирать просторы бригады в поисках подходящего заведения, где можно было бы присесть и подумать, шурша газеткой, о делах насущных. Естественно его глазам тотчас и предстал тот самый сортир. Лошади с бочкой и бойцом на тот момент уже не было, они, как видно, приступили ко второй технологической фазе – разбрасыванию содержимого по полигону и близлежащим лесам. Недолго думая, полковник и направился туда, предвкушая скорое и приятное облегчение. Расстегнув галифе и присев, как положено над отверстием в полу, он почувствовал, что процесс пошел. Однако второй боец все еще находился в недрах, то ли не успев пока еще вылезти наружу, то ли просто отдыхая в ожидании следующего технологического сеанса, так сказать – на рабочем месте. Так или иначе, но увидев невесть откуда нависшую задницу, он пришел в справедливое негодование. Нет, в самом деле, этот пассаж был уже просто чем-то из ряда вон!.. Бригадир же лично приказал, грозя арестом на десять суток, чтобы ни одна падла туда свой нос не совала, не говоря уже обо всех прочих органах! Не долго думая, подняв некоторую волну, боец-черпальщик ринулся к отверстию, над которым расположился злостный нарушитель. Намерения у новоиспеченного работника санитарного фронта были самые, что ни на есть решительные. Поскольку, снизу, видимо, было не вполне очевидно, что задница-то начальственная, боец, охваченный праведным гневом, хлопнул по ней со всей дури ладонью, одетой в перчатку костюма химзащиты, и затем прогундосил в противогаз что-то вроде:

– Это кто тут так ох…ел?