Записки военного советника в Египте

Примерно через месяц, когда я уезжал в отпуск, Юра уже мог объясняться с арабами и задавать им простейшие вопросы, а когда я вернулся из отпуска, позабыв там часть арабских слов, Юра не уступал мне, а вскоре превзошел меня. Я же, обрадованный тем, что имею переводчика, значительно снизил свои усилия и практически запас слов не увеличивал. Так и закончилась моя роль переводчика при переводчике. Юра отлично знал английский язык, и с его помощью я с мистером Усэмой вел длинные беседы или, как говорил мистер Усэма, дискуссии. Чаще всего — это дискуссии на военные и политические темы. При этом мы часто говорили о мировых проблемах. Мистер Усэма любил порассуждать в глобальном масштабе. При этом его красноречие не прерывалось по часу и более, а любое мое возражение или даже отдельное слово действовало на него, как бензин на огонь. Он словно вспыхивал и с еще большим жаром развивал свои идеи, почерпнутые в основном из местных газет и английских радиопередач. Когда же мы вынуждены были прерывать свои дискуссии по независящим от нас причинам, мистер Усэма извинялся, что он много говорил, что это его недостаток, что мы продолжим нашу дискуссию в другой раз, и он внимательно выслушает меня. Но в другой раз было то же самое: он говорил, я слушал. Я, конечно прощал ему его небольшую слабость, но добавлял:

— Я не со всем согласен. У меня по некоторым вопросам другое мнение.

— Завтра мистер Васили, я буду только слушать, — заверял меня мистер Усэма.

Однажды я все-таки не выдержал и вежливо заметил:

— Мистер Усэма, наверное, боится советской пропаганды?

— Почему? — удивился он.

— Не хочет выслушать меня. У нас получается не дискуссия, а лекции мистера Усэмы. Но я не боюсь пропаганды.

Мистер Усэма засмеялся и ничего не ответил.

Неоднократно возникал разговор о религии. И каждый раз я больше слушал, чем говорил.

Если до приезда Юры я сожалел, что образованный и умный мистер Усэма безнадежно отравлен религией, то теперь, с помощью Юры, с удивлением обнаружил, что мистер Усэма сожалеет, что я не верю в бога. Он как-то прямо сказал, что если бы я знал арабскую грамоту и прочитал Коран, то поверил бы, что Аллах есть.

— Дай мне Коран в английском переводе, — предложил я.

— Нельзя, Коран нужно читать только на арабском языке. Перевод Корана — это как обед без соли.

Юра добросовестно переводил мне все, что говорил мистер Усэма и другие офицеры. Передо мной открывалась своеобразная жизнь египтян, их нравы и традиции.

Жаль, что переводчик появился у меня поздновато.

Глава 4 Встреча в пустыне

По служебным делам раз в месяц мне приходилось выезжать в Гордэгу, что в 165 километрах к югу от Рас-Гариба.

Обычно накануне мой северный сосед советник Мокроус, или как его называли арабы, мистер Макариос, звонил по телефону и предупреждал о своем приезде. В Рас-Гарибе он со своими советниками ночевал в гостинице, а рано утром я приезжал к ним, и мы вместе ехали дальше.

Так было и 14 марта 1971 года. На востоке небо чуть посветлело, и мы выехали на двух машинах ГАЗ-69. Ровная, однообразная дорога, шум мотора нагоняли сон. Да и ночью спали мало. Примостившись поудобнее, надвинув темные очки от встававшего солнца и от бликов залива, мы дремали. Иногда на выбоинах нас подбрасывало. Недовольно ворча, поправляем очки и снова склоняемся в дреме. Примерно на полпути, там, где горы наиболее близко подходят к заливу, а дорога вьется среди рассыпанных черных камней, после очередного толчка я сонными глазами глянул в окно и удивился. Мне показалось, что камни вдруг двинулись нам навстречу, да еще с какими-то белыми хлопьями.

Что это? — спросил я, протирая глаза. Оказалось, что мои спутники с недоумением смотрят в окно.

Да это аисты! — воскликнул кто-то. — Остановите машину!

На первой машине тоже заметили аистов, и она стала притормаживать. Когда вышли из машины, холодный ветер и то, что мы увидели, окончательно прогнали остатки сна. По обе стороны дороги, растянувшись от горизонта до горизонта, двумя колоннами шли аисты.

Сильный северный ветер прижал аистов к земле, и они шли по камням, сгорбившись от холода и усталости. Иногда порывы ветра шатали колонны в стороны, некоторые аисты подпрыгивали, взмахивали крыльями и снова опускались на камни.

В полной тишине, в плотном строю аисты шли по безжизненной пустыне на север, в родные края. Только шорох тысяч ног доносился к нам, на дорогу. Нас разделяли каких-нибудь двадцать метров. Я хлопнул в ладоши, на меня недовольно зашикали товарищи, но аисты не обратили на это никакого внимания. Они продолжали невозмутимо идти к своей цели, сберегая силы для долгого и трудного пути. Мы долго стояли и смотрели на это трагическое и героическое шествие. И невольно думали о той могучей силе, что ведет этих мирных птиц на преодоление огромных трудностей из года в год, из века в век.

Глядя на аистов, мы вспомнили места, где они найдут родные гнезда, пищу и отдых.