Записки военного врача

Потом знакомили профессора с госпиталем. Начали с приемно-сортировочного отделения. В этот момент привезли раненых. Как всегда, началась их сортировка и санитарная обработка, людей кормили и размещали по отделениям. Генерал внимательно слушал доклад старшего лейтенанта медицинской службы З. В. Савогиной, он задавал вопросы и получал от Зои Васильевны четкие ответы. Так мы осмотрели почти всех раненых.

Семену Семеновичу понравилась кригеровская система для носилочных раненых.

— Умно придумано, — бросил он, — в три раза увеличивает площадь, и раненые лежат не на полу, а как в купированном вагоне.

Понравилась ему поточная система приема раненых. Здесь же он задал вопрос начальнику фронтового эвакопункта полковнику Барсукову, находившемуся в это время в нашем госпитале в связи с приездом заместителя главного хирурга Красной Армии:

— Скажите, Михаил Иванович, во всех госпиталях так организован прием?

Тот, несколько помедлив, сказал:

— Здесь мне нравится. Все продумано, все сделано для облегчения ухода за тяжелоранеными. В любой момент может быть оказана квалифицированная помощь. В других госпиталях многого не хватает.

Мы пошли в госпитальные отделения. Во время обхода Гирголав возвращался к вопросам восстановительной хирургии, соразмеряя все виденное им с требованиями этого большого дела. Он подчеркивал, что надо всемерно предупреждать инвалидность.

— Посмотрите, что получается при ранениях лица с повреждением кости, — говорил профессор, — контрактуры и неправильно сросшиеся переломы дают 30 процентов всех уволенных по повреждениям лица, а остеомиелиты — 35 процентов. Не меньше уволенных по поводу повреждения периферических нервов. Возьмем для примера различные повреждения плеча. Общее число уволенных со службы из-за них составляет 11,8 процента. Это само по себе уже много. Но если посмотреть, какие ранения плеча окончательно выводят из строя воинов, то оказывается, что 98 процентов из этого общего числа уволено вследствие повреждений периферических нервов. Между тем такие повреждения в значительной своей части поддаются восстановлению, поверьте. Об этом свидетельствует практика. Поэтому реставрационная работа приобретает здесь исключительно важное значение. Она должна найти себе организационное разрешение в структуре восстановительных госпиталей.

Мысль о создании специализированных восстановительных госпиталей пришлась по нраву всем нам. Мы думали и о том, что вообще каждый хирург должен побольше заботиться не только о спасении раненого от гибели, но и о возвращении ему полноты сил, а с ней боеспособности или, по крайней мере, трудоспособности.

Мы обсуждали эту проблему, делая в то же время полезные практические выводы для себя, своей работы. Семь дней Семен Семенович находился в госпитале, знакомился с ранеными, приглашал на собеседования ведущих хирургов других госпиталей, и забота о расширении и совершенствовании восстановительной хирургии все шире распространялась среди медиков фронта.

Провожая заместителя главного хирурга, все мы думали о том, что этот спокойный седой ученый, с мягкими манерами истинного ленинградца, отлично знает свое дело, полон творческого огня, способен разжигать такой огонь и у многих, кто его слушает.

Пребывание какой-либо медицинской знаменитости, пусть и не очень длительное время, в любом госпитале, в любом отделении всегда отражается положительно на настроении персонала, раненых и больных, способствует улучшению дела хотя бы тем, что порождает новые надежды, стимулирует естественное желание блеснуть перед светилом, ну и, конечно, тем практически ценным, что привносит в устоявшуюся работу свежий человек, особенно когда он высокоавторитетен. Нет на моей памяти исключений из этого правила, если не считать небольшого инцидента, имевшего место у нас в госпитале, причем инцидента не столько печального, сколько конфузного, с моей точки зрения.

На следующий день после отъезда в Москву заместителя главного хирурга Красной Армии генерал-лейтенанта медицинской службы профессора С. С. Гирголава, оставившего о себе добрую память у всех работников и обитателей госпиталя, мой непосредственный начальник из вышестоящей фронтовой инстанции вдруг сделал мне впервые внушение, почти что взбучку. Правда, я выступал в этой процедуре лишь как смежное звено — гневный пыл моего шефа был обращен в основном против одной из моих подчиненных, ординатора третьего хирургического отделения военврача 3-го ранга В. А. Золотухиной, но я-то отвечал за нее, как и за каждого из нескольких сот служащих госпиталя.

Так что же, собственно, натворила Золотухина? А она, оказывается, во время последнего осмотра генералом ряда раненых в третьем отделении, за несколько часов до его отъезда, пребывала на своем посту с подкрашенными губами и явными признаками маникюра. Сам генерал, надо сказать, то ли не заметил этого, то ли не придал этому значения, а может быть, чуть улыбнулся в душе по поводу легкого косметического изыска военврача 3-го ранга в свободный от операций день. Да вот полковник из санитарного ведомства фронта был потрясен…