Записки военного врача

Военно-полевая хирургия больше, чем какая бы то ни было иная сфера общей медицины, сопряжена с неожиданностями. Вдруг все может повиснуть на волоске, решает лишь инициатива и смелость хирурга да, конечно, милость случая. В этом еще раз убедила нас одна из операций, проведенных жарким июльским днем после взятия города Краславы.

Врач Т. М. Первенцева, возглавлявшая приемно-сортировочное отделение, сразу же вызвала ведущего хирурга, увидев на медицинской карточке (карточке передового района с красной полосой) раненого Морозова, молодого солдата, три восклицательных знака — сигнал наибольшей опасности. Наш многоопытный ведущий З. Т. Талмуд заподозрил проникающее ранение сердца. А после рентгеновского исследования, сделанного тотчас, счел, что плоский осколок прикрывает в толще мышцы полость левого желудочка сердца. Отсюда следовало, что при неудачном повороте раненого может возникнуть смертельное кровотечение. Стало быть, спасение в одном — в срочной операции.

Это было уже по второй половине дня, начавшегося для нас с рассветом. Талмуд изрядно устал, да и годы давали знать о себе. Пришел он ко мне и говорит:

— Товарищ майор, поступил молодой солдат с ранением сердца, попрошу вас прооперировать его, я буду помогать.

Это было так не похоже на нашего ведущего, всегда бравшего на себя самое трудное, что я, не удержавшись, спросил:

— Как вы себя чувствуете?..

— Неважно. — И добавил: — Прошу вас, пошли оперировать. — Был он бледен, понур.

— Может, отдохнете? Я попрошу Кеворкова…

— Что вы, что вы! Пошли…

Я внимательно посмотрел рентгеновский снимок, мысленно представил себе ход раневого канала. Потом с помощью переносного рентгена мы с Залманом Теодоровичем осмотрели на экране аппарата сердце раненого. Довольно четко было видно, как осколок размером примерно два на полтора сантиметра перемещается вверх и вниз в унисон с сокращением левого желудочка сердца. Сошлись во мнении, что этот осколок находится в толще мышечного массива желудочка, который обеспечивает артериальной кровью весь организм. Обсудили технику проведения операции, подготовили операционное поле, дали наркоз и приступили к осуществлению намеченного плана.

Прежде чем приступить к последовательному изложению хода этой операции, автор просит читателя учесть следующее: все, о чем идет речь ниже, свершилось, естественно, при предельном напряжении всех сил врача и его помощников, на том взлете энергии и чувств во имя спасения человека, когда самое невозможное представляется возможным — и нередко становится им. Так, как произошло и в этом случае.

А шло все в следующем порядке. Когда мы расширили узенький канал, через который осколок прорвался в сердце, и удалили прилегавшее к сердцу ребро, закровоточила внутренняя грудная артерия, поврежденная при ранении. Кровь брызнула мне в лицо, на маску. Мы с Талмудом, работавшим в качестве ассистента, быстро наложили зажимы на верхний и нижний концы этой артерии и перевязали ее. При осмотре раны натолкнулись на какую-то мягкую ткань, издававшую неприятный запах, удалили ее: это был кусочек одежды раненого.

Оставалось главное — вытащить осколок, который нам удалось нащупать. Решили наложить матрацный шов на стенку левого желудочка, затем удалить металл. Но только я его захватил правой рукой с помощью специального инструмента, из сердца ударила струя крови и залила рану. Мгновенно указательным пальцем левой руки я закрыл отверстие в желудочке и почувствовал, что мышца, как жом, охватывает мой палец. Талмуд тут же стал стягивать кетгутовый матрацный шов, а я вытягивал палец из раны. По мере его удаления и одновременного стягивания матрацного шва все меньше и меньше становилась проникающая рана в сердце.

Наконец были наложены дополнительные швы на сердечную мышцу и затем на наружную оболочку сердца. Операционная сестра Мария Николаева начала переливать кровь. В ране был распылен сульфидин. Наложили направляющие швы, вставили стерильную марлевую полоску (турунду), и на этом операция была закончена.

Вечером температура у раненого поднялась значительно выше нормы. Это было естественно. Главное то, что он смотрел на нас, в молодых глазах его светились радость, живой интерес ко всему, что происходило вокруг, в частности и к нам. К ведущему хирургу воротилась его импозантность, он что-то говорил Морозову. Я просто глядел на него, ощущая покой, который сопутствует полному счастью.

Через неделю нашего пациента эвакуировали на самолете в Ташкент для дальнейшего лечения. Да, забыл сказать, что ему шел только 20-й год, он был рослым, широкоплечим парнем на загляденье. В госпитальной сутолоке мы не раз вспоминали о нем, жалея, что не знаем, как его дела.