Записки военного врача

А несколько месяцев спустя, осенью 1944 года, когда наш «полевой подвижной» ушел далеко от места той операции, меня разыскал конверт из Ташкента. В нем лежала газета на узбекском языке, сложенная вчетверо, с красной карандашной меткой на одной небольшой статье. Набранная крупно, она открывала вторую полосу газеты. Узбекского языка я не знал, пригласил в помощь одного выздоравливающего из тех мест, который оказался учителем.

Статья была озаглавлена «Как я после ранения возвращаюсь на фронт» и подписана: Морозов. Речь шла о том, как в бою был ранен в самое сердце молодой солдат и как в ХППГ № 138 его спасли от смерти начальник госпиталя и ведущий хирург. Затем шли добрые слова о ташкентских врачах и сестрах, которые довели его до полного выздоровления. Кончалась статья так: «Мне спасли жизнь и вернули здоровье, я снова получил счастье бить фашистских извергов».

По мере продвижения советских войск в глубь территории, находившейся долгое время под оккупацией врага, у нас стали появляться раненые партизаны. Одного из них, помнится, привезли в ХППГ № 138 раненным в живот, что уже само по себе плохо. А тут еще прошло немало времени после ранения. Ведущий хирург З. Т. Талмуд вместе со своими помощниками, приложив немалые усилия, вывел все же партизана из состояния шока, пребывание в котором равнозначно тому, что «побывать в гостях у смерти», как говаривали тогда. Затем ему была сделана операция.

Но это его, казалось бы, не спасало: началось воспаление брюшины (перитонит), до недавних пор слывшее неизлечимым. Медики не складывали оружия. Врачи появлялись у его койки и днем и ночью. Применялись все известные методы лечения, чтобы поддерживать в нем еле теплившийся огонек жизни.

За этой упорной борьбой со смертью неотрывно следили не только медики и остальные раненые, но и семья партизана — его жена и двое детей, приехавшие навестить отца и мужа и поселившиеся неподалеку от госпиталя. Чтобы утешить детей, отвлечь внимание от страдающего отца, сестры одаряли их конфетами, а раненые мастерили им незатейливые игрушки. Так прошла первая неделя. А потом состояние партизана стало постепенно улучшаться. Через несколько недель ему разрешили выписаться под наблюдение местного врача. Ликовали дети, опять плакала жена — уже от радости, праздничное настроение было у всех. Врачи говорили полушутя-полувсерьез, что «двух-трех таких поединков с Костлявой будет достаточно, чтобы поставить на ноги добрую половину всех наших лежачих». Не углубляясь в подобные подсчеты, могу все же засвидетельствовать, что оптимистическое воздействие госпитальных побед было действительно внушительно.

Тем временем Красная Армия продолжала неустанно продвигаться вперед по всему огромному фронту в тяжелых боях с фашистскими захватчиками. В результате одного из стремительных и победоносных маневров, проводимых по приказу Верховного Главнокомандования, 4-я ударная оказалась по соседству с Ленинградским фронтом, сомкнулась с ним правым флангом. А у ленинградцев, неподалеку от линии соприкосновения с нашей армией, дислоцировался сортировочный эвакогоспиталь № 1170, и там находился в очередной командировке С. С. Юдин. Прослышав об этом от товарищей из штаба фронта, я поспешил установить точный адрес госпиталя. А обнаружив, что это совсем рядом, неподалеку от Пскова, в нескольких десятках километров от нас, поехал туда на несколько дней с благословения начальства. Эта командировка имела для меня большое познавательное значение.

Интересно и полезно было увидеть вновь, как действует выдающийся хирург у операционного стола. Кстати говоря, он выезжал на разные фронты в качестве старшего инспектора Главного военно-санитарного управления, что обязывало его к проверке состояния дел и инструктажу на местах, но отнюдь не к каждодневной изнурительной работе со скальпелем в руках. Однако его хватало на все. Несмотря на всяческие трудности, он продолжал практически делиться своим опытом с войсковыми хирургами. С. С. Юдин показал новые операции на бедрах и суставах, на органах брюшной полости. Вместе со многими я наблюдал ряд проделанных им хирургических обработок ранений бедер и более сложных операций и снова убедился в том, что это была работа высшего класса, наиболее полно и точно отвечающая смыслу хирургического лечения на войне.

Эвакогоспиталь, в котором находился тогда профессор Юдин, был размещен в палатках, почти таких же, как и наш «полевой подвижной». Большой ученый и талантливый хирург обитал в маленькой палатке, которая отапливалась железной печуркой. Я подумал, что тут ему пришлось, очевидно, отказаться от любимых по утрам скрипичных упражнений, и пожалел об этом. Но на кипучей деятельности его такая потеря никак не отразилась.

Характерно, что ассистировал ему на сей раз не опытный хирург, как в бытность у нас в Калинине, а фронтовой хирург из молодых. То был майор медицинской службы Милий Николаевич Аничков, сын известного ленинградского патологоанатома Николая Николаевича Аничкова.