Записки военного врача

Третьего мая приказом Военно-санитарного управления фронта Муратов был назначен начальником крупного военного госпиталя.

Петр Матвеевич сдавал отделение Веронике Осиповне Раппе.

Вместе с ней Муратов сделал обход отделения, попрощался с ранеными. А когда закончились и наши прощальные разговоры, в ординаторскую вошли семь старост палат. Один из них с папкой в руках. Невысокого роста, приземист и широк в кости. До войны он занимался спортом, увлекался борьбой. Это сержант Павел Орешкин, раненный под Гатчиной. Орешкин почти поправился, и скоро его выпишут из госпиталя.

— К вам, товарищ начальник отделения. Делегация от раненых, — начал Орешкин.

Мы встали.

Сержант начал развязывать тесемки папки. Но они почему-то не развязывались. Когда это Орешкину удалось, он так расправил свои плечи, что казалось, халат на нем сейчас лопнет по швам.

Сержант раскрыл папку и начал громко читать:

— «Дорогой Петр Матвеевич! Солдаты и командиры войск Ленинградского фронта, которые находятся на лечении в восьмом медицинском отделении, узнали, что Вы назначены начальником крупного госпиталя.

Нам очень грустно расставаться с Вами! Вы достойно оправдываете звание советского врача-хирурга, ленинградского военного доктора.

В тяжкую годину пишем мы это письмо. Враг под стенами Ленинграда.

Спасибо Вам за то, что, невзирая на все трудности блокадной зимы, Вы денно и нощно исцеляли наши раны, оперировали, спасали от смертельной опасности…»

Пальцы Муратова теребили халат, то собирая его в складки, то распуская.

— «Золотые руки у Вас, Петр Матвеевич, — продолжал читать Орешкин. — Сколько Вы сделали операций, мы не знаем, но о Вашей медицинской помощи мы будем помнить всю жизнь. За это Вам — низкий поклон! В дни наших страданий Вы не только лечили нас, но и находили слова, вселявшие уверенность в нашем выздоровлении.

— Скоро мы пойдем опять в бой. И будьте уверены — мы с честью станем грудью, чтобы уничтожить ненавистного врага! Будем биться до последней капли крови!

Мы расстаемся с Вами, Петр Матвеевич! Желаем Вам от всего сердца доброго здоровья и успеха в Вашем благородном труде на благо нашей дорогой Отчизны!»

Сержант Павел Орешкин передал адрес Муратову. А другой староста, Николаев, преподнес Петру Матвеевичу солдатскую зажигалку из гильзы оружейного патрона. На патроне было нацарапано:

Хирургу П. М. Муратову — от раненых.

Петр Матвеевич крепко обнял старост и поцеловал.

Когда мы остались одни, Муратов глубоко вздохнул.

— Федор, пройдемся напоследок по родным местам, — предложил он.

Вначале мы шли молча. На душе у каждого грусть, — нелегко расставаться после всего, что пережили вместе.

— Итак, мы проработали семь месяцев, — нарушил молчание Муратов.

— Да…

— Семь месяцев, а похоже — семь лет. Запомнится времечко! Много было разных эмоций, как любит выражаться Ягунов.

— Кстати, как твое мнение о нем?

— Хорошее.

— По-моему, он очень импульсивный.

— Ну и что ж? Ты пойми, Ягунов прост, непосредствен, как ребенок. Это хорошее качество. В этом смысле он чем-то похож на Григория Махиню. Помнишь?

— Конечно.

— А квартет госпиталя — неплохой…

— Ты кого имеешь в виду?

— Ягунова, Луканина, Долина и Зыкова. В общем, госпиталю повезло…

На Университетской набережной порядочно народу. Смотрят, как Нева несет ладожский лед. Льдины толстые. Минувшая зима была не только морозной, но и щедрой на снегопад.

Большие белые поля местами в черных трещинах. Плывут бревна, доски, какие-то ящики и бочки — остатки от ладожской Дороги жизни.

На Дворцовом мосту мы стали прощаться.

— Ну вот и все, друг дней моих суровых, — тихо произнес Муратов. — Адрес мой помнишь?

— Еще бы! А если и забуду, по памяти найду!

— Разгромим сволочей — встретимся! Будет что вспомнить! Бывай здоров!

— До победы, до встречи!

Боец второй Родины

то было в марте сорок второго года.

Ночь.

Я дежурил по госпиталю.

В ночное время Ягунов часто обходил госпиталь. При этом он надевал мягкие войлочные туфли и внезапно появлялся перед дремавшим на своем посту.

Разнос начинался немедленно.

В это дежурство я захватил с собой общую тетрадь. Будучи еще в батальоне народного ополчения, я наскоро записывал по горячим следам наиболее интересные события тех дней.

И вот сейчас, перелистывая тетрадь, прочел короткую фразу: «Эулохио Фернандес Гонсалес — боец второй Родины». Запись напомнила об одном из наиболее волнующих эпизодов первых дней войны.

Мне захотелось развернуть этот эпизод в подробный рассказ, чтобы когда-нибудь поведать советским людям об удивительном испанском юноше, бойце 264-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона, где я был врачом санчасти.

Девятнадцатого июля сорок первого года ополченцы вышли маршем из Ленинграда под Новый Петергоф, Здесь, в деревнях Марьино, Ольгино, Низино, Костино, Сашино, сразу приступили к созданию укрепленного района. В работе нам помогало более трех тысяч человек, главным образом ленинградские женщины.