Читаем Записки военного врача полностью

— Начинается! — нахмурился директор, снимая трубку. — Козловский говорит. Куда кладут?.. Так… Извините, придется подождать. Выйду посмотрю, что там делается…

Директор вернулся минут через двадцать с главным инженером завода Быковым.

— Дмитрий Вениаминович, вот о чем речь. Надо помочь большому госпиталю. Холод у них, тьма! Рентген не работает. Хирургам невозможно делать операции. Как твое мнение?

— Тысяча метров? Для завода это, конечно, не цифра. Кабель нам сейчас не нужен, отправлять-то его все равно некуда, — как бы вслух размышлял Быков. — Я — за!

Козловский молча взял командировку и написал: «Отпустить из остатков довоенных заказов. Для временного пользования».

— Но ведь кабель занесен снегом, — напомнил директору главный инженер. — Его надо еще откопать, черт возьми!

— Где взять рабочих? — сказал как бы про себя Козловский. — Надо подумать…

— Для этого госпиталь даст людей, — обрадованный таким результатом, сказал Городецкий.

— Тогда все в порядке!

Прощаясь с нами, Козловский открыл ящик письменного стола и вынул оттуда пять толстых свечей:

— Передайте начальнику госпиталя… Пригодятся…

Электротрасса

так, кабель есть.

Теперь надо получить разрешение подключиться к Василеостровской водопроводной подстанции.

Ягунов на «Антилопе-гну» поехал в «Электроток». А в это время в тесном клубе, слабо освещенном фонарем «летучая мышь», было созвано внеочередное партийное собрание. Это было самое короткое партийное собрание из тех, на которых мне пришлось присутствовать. На нем обсуждался один вопрос — порядок работы на трассе: водопроводная подстанция — госпиталь.

Вскоре вернулся Ягунов. Разрешение получено!

Немедленно десять человек во главе с Луканиным, вооружившись лопатами, отправились на грузовой машине отрывать кабель из-под снега.

Но они быстро вернулись. Рабочие «Севкабеля» заявили:

— Ваше дело лечить раненых, мы сами все сделаем!

Через два дня кабель был доставлен в госпиталь. Теперь дело за тем, чтобы поставить столбы, на которые надо подвесить кабель. Но где взять столбы? Достал их вездесущий Зыков. Можно приступать к работе. Об этом узнали раненые. Они осаждали просьбами Ягунова и Луканина.

— Товарищ начальник, вы народ хлипкий, а мы люди физического труда, — настаивал председатель старостата раненых всего госпиталя старший лейтенант Николай Вахрамеев.

— Слышишь, комиссар, хлипкие? — улыбнулся Ягунов.

— Он не это хотел сказать, — уточнил Луканин. — Я его мысль понимаю…

— Вы не обижайтесь, товарищ начальник, — продолжал Вахрамеев. — Вот посмотрите на этого сибиряка, — показал раненый на стоявшего рядом с ним коренастого мужчину. — Он котельщик будь здоров! Стол может зубами поднять!

— Я родом из Красноярска, — поддержал сибиряк. — У нас морозы — птицы на лету падают. Я морозоустойчивый. И к тому же «морж»…

— Это как надо понимать? — заинтересовался Ягунов.

— Купаюсь в реке зимой, в проруби…

— Вот выздоровеете, тогда поговорим.

— А печи мы складывали? Топчаны делали? — перечислял морозоустойчивый «морж». — Как же так? Не годится такое дело, товарищ начальник. С чем мы вернемся к нашим товарищам в палаты? Засмеют!..

— Земля-то ведь промерзла, — продолжал Вахрамеев. — Гранит! Ее и киркой-то не сразу возьмешь. Товарищ начальник, а что если так, — скороговоркой произнес старший лейтенант, — мы только пройдем по первому разу, ямы для столбов выроем. А вы — остальное? — предложил «первопроходец».

Но Ягунов был непоколебим. От помощи раненых отказались. Работу мы начали посменно. Медицинский персонал, политруки, санитарки, дворник Семеныч — все вышли на трассу.

Бригады возглавляли Ягунов, Луканин, Зыков и секретарь партийной организации Михаил Галкин. Общее руководство взял на себя Городецкий.

Подстанция находилась около километра от госпиталя. Надо было ставить столбы.

Начали с рытья ям. Сухой морозный воздух обжигал горло. Мерзлая почва казалась железной. Она поддавалась с большим трудом. Поди угрызи ее! Орудовали вручную — ломами и пешнями. Все это нашлось у «хозяйственного мужичонки», по словам Ягунова, — у Семеныча.

Руки в теплых варежках, но и сквозь них пальцы поламывает от холода. Людей окутывают пары клубящегося дыхания. Все побелели от инея.

Мой напарник — Коптев. Лом, конечно, — не скальпель. Удивляешься, откуда у хирурга рождаются силы.

Ягунов обходит цепочку работающих. Останавливается около Коптева. Снимает с усов сосульки. Смотрит на него ласково:

— Иван Сергеевич, одолеем мы эту трассу? — и, зябко передернув плечами, размашисто похлопывает руками по бокам.

— Обязательно! Надо — еще не то сделаем!..

Ягунов молча показывает хирургу растопыренную пятерню — отлично! Оценка правильная. Тон всем землекопам задавала бригада Коптева.

Поединок с землей, скованной морозом, продолжался три дня.

Наступил вечер 30 января. И словно по мановению волшебной палочки, из конца в конец госпиталя, в закопченных палатах, в операционных, перевязочных — везде ярко зажглись огни электрических ламп, разогнав гнетущую темноту.

Честно говоря, «ярко» — это не то слово, лампочки горели тускловато. Но тогда нам казалось, что в госпитале засияло солнце!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное