Записки военнопленного

Апофеозом клеветнической лжи стало выступление свидетеля Соловья. Про меня он рассказал многое — вплоть до описания моих привычек, характера, образа жизни, убеждений. Правда, источником информации Соловей называл третьих лиц на заседании отсутствующих, т. е. фактически занимался изложением слухов. Достоверность сообщённых им сведений была ниже достоверности показаний Бойко говорившего вообще что угодно с объяснением, что это оперативная информация, источники которой он не имеет права раскрывать. Но Бойко действительно работал над делом Ш-88, обладал большими знаниями и даже определённой этикой, тогда как полёт фантазии Соловья не сдерживался ничем, а реальный уровень информированности оставлял желать лучшего. Словно оправдывая фамилию, Соловей «пел» и можно было подумать, что мы близкие друзья — так много интимных подробностей он поведал, а когда я спросил его, сколько раз и когда мы встречались, он ответил, два раза с перерывом в полтора года. Тогда я спросил, сколько мы проговорили тогда, он ответил, 15–20 минут, и больше у меня вопросов не возникло. — Стараниями досужих сплетников доказывалось обвинение.

Прокурор молчал, а я ощущал беспомощность. Как защищаться от неприкрытой лжи, от показательной алогичности, от подтасовок видимых невооружённым взглядом? Внезапно, как снег на голову ко мне пришли два понимания. Первое: независимым судом я был бы оправдан. Второе: в российском суде оправдание невозможно. Доказательства здесь никого не волновали, играли чисто формальную роль и потому их явная сфабрикованность не вызывала реакции судьи. Не установление истины было целью процесса, а назначение наказания после совершения предписанных законом формальностей.

Память сохранила выступление, окончательно придавшее судилищу позорный облик театра абсурда. Некий Т. три года назад небольшое время примыкавший к группе показал, что я являюсь лидером Ш-88, что я призывал к расправам над инородцами, организовывал расправы, печатал пропагандистские материалы и т. д. После допроса свидетеля прокурором я тоже задал ему несколько вопросов.

— Свидетель, скажите, а вам что-нибудь известно о нападениях участников «Шульц-88» на кого-либо?

— Нет! Мне ничего не известно, — не раздумывая, отвечал Т., только что говоривший прокурору нечто совершенно противоположное.

— Вы уверены, что я лидер группировки?

— Совсем не уверен! — и т. д.

Жданова удивлённо подняла брови:

— Вы что же отказываетесь от данных вами показаний?

— Нет, ваша честь, я их полностью подтверждаю!

— Подтверждаете, что подсудимый Бобров призывал избивать выходцев с Кавказа, Африки, азиатского региона и лиц исповедующих иудаизм?

— Да, ваша честь, — сказал Т., и карусель закрутилась по-новой.

— Я избивал людей с неславянской внешностью? — спросил я.

— Никогда не видел! — почти выкрикнул свидетель.

— Может быть, призывал к избиениям?

— Таких призывов не слышал!

— То есть вам неизвестно, чтобы я организовывал над кем-нибудь расправы?

— Нет, не известно! Т. был невменяем.

Другой запомнившейся свидетель принадлежал к досаждавшей мне журналистской братии — был сотрудником питерского Агентства журналистских расследований. АЖУРовская газета «Ваш Тайный Советник» некогда опубликовала серию статей про скинхэдов, в том числе и о группировке «Шульц-88». В статьях обильно цитировались наши печатные издания и журналиста вызвали для того, чтобы он объяснил происхождение использованных материалов. Он рассказал, что приобрёл журналы со зловещим логотипом «Только для белых!» у распространителей печатной продукции националистического толка базирующихся около станции метро «Гостиный двор» и ушёл; мне же запомнился неестественным поведением и статьёй появившейся через неделю в «Тайном Советнике». Ажуровец преодолевший закрытый режим процесса и оказавшийся внутри зала судебный заседаний, чего не смогли сделать другие журналисты, проявил профессиональную сноровку состряпав «репортаж из зала суда».

Завершило трёхдневный судебный процесс вдвойне неожиданное ходатайство прокурора. Видимо что-то перемкнуло в его голове, и Бундин потребовал проведения в отношении меня судебно-психиатрической экспертизы — то есть попросил суд о том, в чём два дня назад не видел никакой необходимости. Я был против и недоумевал, Жданова тоже удивилась, тем более что вменённые мне статьи суд. — псих, экспертизы не подразумевали, однако, поразмыслив, ходатайство удовлетворила. Продолжение суда отложили на неопределённый срок, до получения заключения тюремных психиатров. Процесс затягивался.

Кресты: 791 (part 3)

Пылающее солнце во весь рост поднялось над землей, и потоки тёплого воздуха омыли старинные стены тюремного замка, заставляя души людей трепетать от необъяснимой радости. Весна! Ожила возрождённая после долгой северной зимы природа и сердца заключённых засветились огоньками надежды. Тут и ожидание амнистии обычно объявляемой по поводу очередной годовщины победы во второй мировой войне и чисто физиологическое чувство, наверное, впитанное генами тысяч радовавшихся весне поколений.