На следующий день я с помощью доктора Дройзена провел зондирование сердца и контрастную ангиографию посредством специального детского эндоскопа. К сожалению, диагноз подтвердился. С результатами обследования мы пошли к Розенгартену.
Бывший заведующий одним из центральных отделений сердечной хирургии оставался верен своим привычкам. Он барственно восседал за своим большим столом, а нас он, очевидно, предпочел поставить сразу же на свое место, даже не предложив присесть. У меня уже начало подниматься давление в клапанах. Всю жизнь терпеть не могу хамства, но на Новой Земле это был, пожалуй, первый его пример. Шломо обошел меня, вышел из кабинета, принес два стула из приемной и со словами.
- Садись, Игорь, послушаем нашего дорогого профессора.
Удобно уселся на стуле и с наивным выражением на лице уставился на Розенгартена. Тот молча взял протянутые мной результаты обследования, включил компьютер и вставил туда диск. Все, как дело дошло до профессионализма, барство пропало. Перед нами сидел просто старший и более опытный коллега.
- Кто проводил обследование, вы, Шломо?
- Нет, конечно. Это работа нашего нового коллеги Игоря Когана.
- Вы из какой больницы, Игорь?
- Тель ха Шомер, детская кардиология.
- Там заведует профессор Х ?
- Да, под его руководством я работал в последнее время, а до этого специализация в Торонто.
- Прекрасная работа, доктор. Все как в атласе. Можно оперировать. Надеюсь, вы мне поможете?
- Всегда к вашим услугам, профессор.
- Вот и хорошо. Завтра операция, если ребенок в состоянии. Как вы думаете, коллега?
- Я думаю в состоянии. Потом будет еще хуже.
- Идем, нужно поговорить с родителями, и подписать протокол согласия на операцию. Спасибо, Шломо, теперь мы сами.
Когда мы втроем: Розенгартен, Светлана Фельдман и я вошли в палату, там уже находились оба родителя и Ривес. По предварительной договоренности, начать беседу поручили мне. Я рассказал о состоянии ребенка об анатомии порока сердца в нашем случае, о плохом прогнозе без операции. Потом слово взял профессор Розенгартен. Он рассказал, что у нас в Израиле положительный прогноз в таких случаях наблюдается в девяноста семи процентов случаев. А лично у него статистика на один процент выше. Никто не может гарантировать ста процентов успеха, но зато без операции- сто процентный летальный исход в ближайшем будущем.
Ривес сказал.
- Я за операцию. Риск беру на себя. К врачам претензий не будет. где тут расписаться?
- Уважаемый сеньор Ривес, к сожалению, вы не можете расписаться, это обязанность родителей
- Родители само собой, но я распишусь своим именем и от имени Питера.
- Где расписаться?- Спросила Паулина.- Я готова на все ради своего сына. Ты со мной, дорогой?
Сын Маршалла молча кивнул и взял ручку.
Профессор Розенгартен еще остался на некоторое время в палате, чтобы рассказать об операции, а мы со Светланой вышли, чтобы проверить все ли готово к послеоперационному периоду. Я сказал, что у меня есть немного экспериментального лекарства, которое я уже применял для лечения миокардита и болезни Кавасаки в Порто - Франко.
- На всякий случай принесите, но торопиться не будем. Ребенок еще очень мал, и всех свойств препарата мы не знаем.
Я согласился с этим довольно здравым предложением.
На следующий день я приехал в больницу минут на сорок раньше обычного времени, но уже почти все были в сборе. Даже Дройзен попросил разрешение посмотреть операцию, на что Розенгартен лишь молча кивнул головой. После необходимых процедур, помывшись и переодевшись, мы зашли в операционную.
Оперативное вмешательство при тетраде Фалло проводится с использованием аппарата искусственного кровообращения. Мы все смотрели за филигранной работой поистине прекрасного специалиста. Я лишь несколько раз вмешивался в работу анестезиолога по его просьбе, корректируя назначение сердечных препаратов и, следя за состоянием ребенка. Все кончается, закончилась и эта сложная операция. Жизнь маленького человека была спасена. Разумеется, предстоит еще длительный реабилитационный период, но главное сделано. Сердце работает, как и должно работать, а сосуды проводят кровь, как и предназначено для этого природой.
Розенкранц поблагодарил всех присутствующих, ассистента, операционную медсестру. А все присутствующие наградили аплодисментами этого воистину великого Мастера.
Сегодняшнюю ночь я решил провести на Светланином диване, разумеется, при ее отсутствии. Малыш чувствовал себя прекрасно. После операции нормализовалось кровообращение. У ребенка исчезли синюшность кожных покровов, одышка. Несколько раз я подходил к ребенку и наблюдал за показателями и за его состоянием. Послеоперационный период проходил довольно гладко.