Записки землянина

Размышляя над вопросом, я пришел к выводу, что именно из-за такой уникальности льуанцы так дорожат Тигичем — планетой, которая, я уже не сомневаюсь, является основным поставщиком идей.

Чем дольше я там находился, тем больше мне нравилась их «святая простота». Они не знают что такое счастье, потому что живут счастливо. Не понимают различий между добром и злом, потому что любят друг друга и все что их окружает. Ни зависти, ни сострадания для них не существуют. Только одно их по-настоящему волнует — дети. Забота о подрастающем поколении движет поступками, на которые идут не задумываясь. Вернее думают, что посредством их спасают своих чад: при достижении определенного возраста покидают Толу, давая возможность остальным продолжать жизнь без нужды и голода.

Нет, это не планета самоубийц. Это планета…(даже не знаю, как назвать)

Окрепнув, мне удалось выйти наружу, к людям.

Несмотря на то, что было по-прежнему пасмурно, мои глаза с непривычки заслезились. Даже самое хорошее освещение не сможет заменить естественный свет, пусть даже если он проникает сквозь толщу облаков. Но я довольно быстро привык. Меня никто не спрашивал: куда иду и зачем. Дети гурьбой высыпались за мной и вскоре растворились в толпе.

Да, да в толпе!

Иначе это зрелище нельзя было назвать. Мужчины, женщины, дети ходили взад-вперед, словно по гигантскому Арбату, только вместо брусчатки и привычных строений песок и стволы деревьев — этакий муравейник. Другое сравнение и не могло прийти на ум. Все шли куда-то с определенной целью, иногда сталкиваясь между собой и расходясь не просив друг у друга прощения. Некоторые ходили по одному, но в основном группами. Почти все они в руках что-то несли: кто добычу, кто урожай, кто какие-то инструменты, снаряжение. Поразило выражение лиц у этих людей и огромное количество беременных женщин. В воздухе так и витало ощущение праздника, как раньше на первое мая или седьмого ноября у меня на родине. Найти человека без улыбки или с кислой миной было невозможно. К тому же они еще и болтали. Стоял такой гул, который может составить конкуренцию автомобильному шуму на центральном шоссе. Даже всемогущий Ниминоки не собирался переводить мне его, хотя очень хотелось услышать, о чем они разговаривали.

Постояв в растерянности некоторое время, я решил пойти наперерез основному движению, чтобы оказаться на другой стороне «улицы».

Не тут-то было.

Так бесцеремонно и безнаказанно мне еще никогда не отдавливали ноги. вот когда по-настоящему пожалеешь, что не можешь говорить на их языке. да и русский бы мой сошел, чтобы отправить всех, кто на меня натыкался, к праотцам и в дальние дали. Но все, что я мог, это снова мычать и «гхыкать» с гневным взглядом. Разумеется, никто не реагировал. Всем было наплевать на меня.

В какой-то момент я испугался.

Моя землянка потерялась из виду и кроме шныряющих тел вокруг ничего не было видно. Успокаивало только, что когда я выходил из жилища, то запомнил огромное ветвящееся дерево рядом со входом, а справа и слева других землянок не было. Вот только дерева я того не наблюдал с того места, где начал бояться. Но паниковать пришлось не долго. Словно из под земли появились мои отпрыски двойняшки. Их звали Мота и Лота, кто из них кто я так и не разобрался, поскольку были похожими не только внешне, но и характерами и манерой поведения, что немудрено, если иметь ввиду мои ограниченные познания в культуре тигичан. Они схватили меня за руки и потащили за собой. удивительно, почему я тогда не вспомнил о Ниминоки, который бы указал путь, если б пришлось заблудиться?

«Не ходите с ними», — забеспокоился Ниминоки.

«Почему?» — хотел спросить я, но он будто услышал мои мысли.

«Вам может не понравиться. Оставьте их»

«Если я уж здесь оказался, то должен все знать. Я же должен проникнуться…»

Чем проникнуться я так и не смог придумать. Да и не важно было, все равно он меня не слышал. Зато понимал.

«Хорошо, но не принимайте все близко к сердцу».

Чем ближе мы подходили к этому месту, тем больше мне не нравился внешний вид возвращавшихся обратно. Через несколько минут я понял почему. И хотя я не изменил свое мнение о тигичанах, оно здорово пошатнулось.

— Ыа, аэ, аы! — что означало на моем немом языке — «Черт меня побери со всеми потрохами!»

Мы очутились на краю впадины размером с приличный стадион. Спуск в нее был не очень крутой. Можно спокойно спуститься и подняться не опасаясь при этом навернуться. По всему краю стояли люди, среди которых присутствовали и взрослые и дети, мужчины и женщины.

Но самое любопытное происходило внизу.

Наше «стенка на стенку» просто шалость по сравнению с тем, что я увидел. Сотни, а может и тысячи тигичан дрались друг с другом.

«Это называется у них «люмама» — освобождение, — пояснил Ниминоки. — До конца не ясно для чего им это, но за все время, что мы наблюдаем за ними, еще ни один человек не погиб в подобной свалке»

В это трудно было поверить.