Записки землянина

Папа очень здорово умеет строить плоты! Он с первого взгляда может определить подходит ли палка или бревно, для того, чтобы обвязать их.

Иногда я не понимаю что он делает. Не знают и Сима с Ситой. Встанет порой перед недостроенным плотом и трясет над ним пальцем, потом растопырит остальные пальцы и показывает нам. Что он хочет этим сказать? Не выдерживает, идет сам и показывает что нести. Все за ним повторяют. Он наш папа. Первые наши мама и папа ушли в Сому, но до сих пор не вернулись. Еще никто не вернулся оттуда.

Говорят у папы на Севере осталась семья. Увидим ли мы их? И что потом? Никто не знает. Такого еще не было.

Река большая, тихая, живая.

Если бы не папа, то наш плот то же бы развалился. Если бы другие делали все так, как мы, то они бы не тонули и их бы не съели буроны (крокодилы). Буроны быстрые, не дают выбраться из воды. Потом на том месте воронка кружится и пузырьки лопаются. Птицы тоже летают над ними. И тихо все. Люди тихо умирают. Только у папы при этом глаза почему-то странные — большие и влажные. Он хочет бросаться в воду за ними, но его что-то останавливает, будто внутри него что-то сидит. И не только я это заметила. Если мы все разговариваем сами с собой и сами отвечаем на свои вопросы, то он их не получает. Может, было бы понятнее, умей он говорить. А то только жестами…

Когда я об этом услышал, меня передернуло. Но Пазикуу никак не отреагировал. Раскусили меня или нет, до сих пор не знаю. об этом мы еще не говорили и чувствую никогда не заговорим.

Дело сделано.

А какие последствия и выводы предстоят уже не важно.

Я тоже так думаю. В таком предприятии невозможно все предусмотреть, как и не раз подтверждалось… вот то, что для него потребовалось столько усилий, сложностей еще можно оспорить.

Но я устал от этих дум и не хочу больше ломать над ними голову. Пусть останусь пешкой, пусть будет сон или явь. Все станет ясно, когда мое пребывание здесь закончится.

Только нужна ли мне будет эта ясность?

Впрочем…

Впрочем, на меня напала какая-то хандра.

Пропало желание думать, писать. Делаю это, чтобы скоротать время…

Что-то переменилось во мне. Чем больше погружаюсь в мысли о Тигиче, чем больше подхожу к концу, тем тоскливее…

Они не ставят памятники, а я пытаюсь сотворить историю, которую они не признают.

Для чего я делаю это? Для других? А другие — это кто? Кому интересны мои россказни? Кто поверит? Через некоторое время, если Бог даст пожить, я сам перестану верить, как перестал верить когда-то о пионерском прошлом. Как бы не ругали то время, у меня от него остались светлые воспоминания. Теперь жалею, что не нашел в себе смелости переменить свою жизнь, сделать ее не то чтобы интересной — нужной.

Всего что-то боялся, опасался.

Наверное у каждого в жизни есть такие же черные дыры, которые съедают тебя потихоньку. И все от того, что жалеешь о том безвозвратном времени. А нужно-то всего-навсего не зацикливаться на этом и жить дальше. Стараться изменить себя в будущем.

Что-то я в философию ударился!

Но это моя территория и я буду делать на ней все, что захочу.

Нет, нужно передохнуть от всего. Но как?

Пресытился я Льуаной и всем этим превосходством.

Дома не хватает.

Одно решить не могу — где сейчас мой дом? И кто роднее?

Глава 31

Тридцать первая запись землянина

А я напился!

Хорошо мне!

Подумать только — пью у инопланетянина русскую водку! Ну не абсурд ли?!

Легко, свободно на душе.

Хочется чего-то сделать, а не знаю что! На Земле бы пошел еще за бутылкой, а не надо! У Пазикуу этого добра полно. Запасливый! А говорит, не пьет. Для меня? Не верю!

Пошел бы с кем-нибудь познакомился, покуролесил. А не с кем и негде. На сто миль вокруг никого. Просил мобиль — не дает. Положил меня на кровать. А мне не спится. На писанину что-то пробило. И пить. Пробило.

Обычно меня тянет в таком состоянии на философию. А какая может быть философия, когда в жизни и так все перед глазами? И философствуй ты, не философствуй, она все равно по-своему сделает. Что от нее толку?

Я плохой человек, хотя хочу стать хорошим.

Все из-за снов. В них я почему-то всегда хочу кого-то убить. Даже думаю плохо о ком-нибудь. Иногда такие мысли приходят, что когда просыпаешься, страшно становится. Ни какой Эдип со мной не сравнится. Правда — не приятно.

Должен чувствовать себя героем, а чувствую ничтожеством. И что главное? То, что внутри или снаружи? Может ли злой творить добро? Ничего такого я, по-моему, не делаю, стремлюсь к свету, а живу во тьме.

А-а-ай!

Первая запись Пазикуу

Стасик, делаю это только по вашей просьбе. Но поскольку она была произнесена в состоянии, в котором вы, надеюсь, будете пребывать редко, я решил оставить свою запись на отдельных страницах, что бы при желании вы могли вырвать их. Не хочется портить ваше повествование.

Вы застали меня за чтением вашей книги. Думал, спите. А вы, оказывается, давно следили за мной из под одеяла. Но вы и раньше давали мне читать, поэтому решил, что не обидитесь. Но на всякий случай хочу еще раз попросить прощения и если посчитаете нужным избавиться от лишних страниц, то сделайте это немедленно.