Сосед не удержался и прибавил от себя:
Дождь и Сириус совсем упали духом. Они были лишены последней надежды вырваться на волю. Апчхибосс Утринос незыблемо восседал на своём «троне».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Внимание! Слушайте все!
В этот вечер по всей стране разнесся чуть хрипловатый, усталый голос Грома:
«Внимание! Слушайте все! Говорит радиостанция бородачей!»
Побелев от страха, слушал Апчхибосс Утринос суровые слова Грома:
«Мы хотим избавить Зелёный остров от засилья Тайфуна и его прихлебателей! Мы хотим свободы Дождю, без которого наш остров превратится в бесплодную пустыню! Дождь — это частые капли, весело стучащие по земле и пробуждающие к жизни всё живое. Дождь — это свобода!..»
Апчхибосс Утринос резко выключил приёмник и со злобой уставился на затухающий глазок.
На столе зазвонил телефон.
— Ко мне! Живо! — раздался из трубки голос Тайфуна.
Апчхибосс Утринос выскочил из кабинета и помчался по коридору мимо бесконечной шеренги часовых, отдающих ему честь.
Тайфун сидел на ковре. Огромное брюхо закрывало его ноги почти до самых ступней. Закрыв глаза, Тайфун раскачивался из стороны в сторону. Его можно было принять за гигантскую игрушку-неваляшку.
— Тсс… — зашипел он на влетевшего Апчхибосса Утриноса.
Из приёмника доносился голос Грома:
«Мы зовём к себе всех, кто ненавидит тиранов и любит свободу! Мы зовём к себе всех, чья жизнь — непрерывный труд, а отдых — могила».
— Ничего себе, порадовали… Приглашаете к себе на отдых, когда тут у вас чёрт знает что творится! — проскрипел зубами Тайфун. — Вы же мне доложили, что бородачи уничтожены!
— Но мы потопили их шхуну… — забормотал Апчхибосс Утринос. — А потом, ведь было же сражение в джунглях! Я бросил на них тысячу отборных гвардейцев. Бородачи наткнулись на нашу засаду и были разбиты наголову! И я подумал… я подумал, что отбил у них охоту.
— Молчать! Срочно посылайте войска! Сжечь, уничтожить, перебить! — Тайфун так орал, что сыпались стёкла, падали со стен портреты, вертелись под потолком сорванные занавески.
Апчхибосс Утринос волчком закружился по паркету, вылетел на лестницу, чуть не сорвав дверь с петель, и снова помчался мимо бесконечной шеренги часовых по длинному коридору.
…Огромная толпа обитателей Южных Мерцающих Хижин собралась вокруг какого-то негра с маленьким самодельным приёмником.
«…Этому народу, — закончил Гром, — мы не говорим: „Мы дадим тебе всё“, а говорим: „Борись, чтобы завоевать свободу и счастье!“»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
«Вперёд, мои верные солдаты!»
— Друзья, — сказал Апчхибосс Утринос, отправляя очередной батальон в наступление, — перед вами стоит величественная задача — наголову разгромить жалкий сброд Грома или погибнуть, можно сказать, пасть на поле брани, прославив свои имена в веках!
Солдаты стояли на самом солнцепёке и отчаянно скучали.
— Но я верю… — Апчхибосс Утринос перегнулся через перила балкона. — Я верю, что для таких доблестных солдат, как вы, этот поход будет увеселительной прогулкой. Вперёд, мои верные солдаты! Ура!
Жиденькое «ура» вяло прокатилось над зелёными шеренгами. С ответной речью от имени широких солдатских масс выступил капрал Карапузис, тот самый капрал, который через серебристый глаз телевизора следил за мойщиками посуды в столичных казармах.
— Дорогой Апчхибосс Утринос! — Капрал Карапузис задрал голову и даже встал на цыпочки. — Это такая честь! Такая честь! Погибнуть за вас, как вы изволили сказать, на поле брани, прославив свои имена в веках, всегда было, осмелюсь заявить, не только моей заветной мечтой! — И, подумав, добавил: — Но и всех солдат!
Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали сто четырнадцать министров, высунувшихся из окон дворца.
— С Богом, — милостиво кивнул диктатор и исчез.