Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

Убедившись, что моя комната приведена в порядок, я пошел навестить этапного коменданта. Навстречу мне попалось много солдат, которые шли, усиленно обмахиваясь веерами. Это употребление на войне того предмета, который мы, европейцы, привыкли считать за дамскую принадлежность, производило очень смешное впечатление. Я увидел коменданта сидящим за маленьким столиком во дворе. Сзади него стоял солдат с веткой и отгонял от него мух. Он пригласил меня сесть и выпить с ним чаю с леденцами, на что я охотно согласился. Пришел другой солдат, чтобы отмахивать от меня мух, и я был крайне доволен, когда я поймал на себе взгляд европейца, выглядывавшего в небольшое решетчатое окошко из дома, который составлял задний план двора. Так как меня отделяло от него расстояние всего в десять ярдов, то я приметил на его лице угрюмое, глупое выражение, как у удивленного быка. Через мгновение выглянула другая физиономия, и я наконец разобрал, что это были русские пленные, которые были настолько удивлены видом европейца, дружески беседующего с японцем, насколько вообще позволяла им их натура. Этот инцидент испортил мне угощение чаем и сластями. Я признаюсь, что для меня было сильным ударом видеть европейцев в плену у азиатов. Я должен бороться с этим чувством; но оно непроизвольное, глубоко укоренившееся во мне и унаследованное мной, несомненно, со времен крестовых походов или, может быть, с более давней эпохи. Если эти чувства во мне неискоренимы, то тем более я должен иметь снисхождение к японской холодности и подозрительности, ибо вполне естественно, что их отношения ко мне должны быть отголоском моих чувств к ним. Комендант сообщил мне, что в комнате содержатся четверо русских пленных: два раненых — офицер и солдат — и два вполне невредимых. Они были в составе гарнизона в Цуэнпу (Tsuenpu), небольшой деревне на дороге к Мотиенлингу, и были там захвачены в плен во время стычки. Потом я увидел их у дверей их дома. Офицер, подпоручик, выглядел молодым человеком честного вида и был красив собой. Он был ранен в ступню и руку. Нижние чины были очень маленького роста, почти одинакового с японцами. Мое первое впечатление было вполне справедливо. Вид у них был очень глупый, настоящих олухов. Мне сказали, что я могу пойти и поговорить с ними, потому что офицер говорил немного по-немецки, но я чувствовал себя несколько стесненным по отношению к ним, так как если бы я сам был в их положении, то не желал бы, чтобы меня видел иностранный офицер. Однако Винцент, проезжавший мимо по дороге из Айянмена в штаб 2-й дивизии, подошел к ним и предложил им сигар и папирос. Потом ему удалось их сфотографировать, чем они, видимо, были очень довольны. Раненый солдат был прострелен пулей через скулу, и зубы его были выбиты, однако он ухитрился воткнуть папиросу в единственный угол рта, который он мог открыть. Они сообщили Винценту, что получают полную солдатскую порцию риса, но что полчаса спустя после еды они опять чувствуют себя голодными. Каковы бы ни были британские сердца, их желудки, несомненно, чисто русские.

Штаб послал мне длинный список новостей, но они не стоят того, чтобы их переписывать в мой дневник. Они сводятся к следующему: три колонны, двигаясь по своим дорогам, дошли: левая, или колонна Императорской гвардии, до Киокахоши (Kyokahoshi); средняя, или колонна 2-й дивизии, до Кансотена (Kansoten); 12-я дивизия, или правая колонна, до Родоко (Rodoko). Здесь было небольшое столкновение, но несерьезного характера. Все три дивизии находятся теперь фронтом на северо-запад, а Ренненкампф, стоявший у Саймачи, не попытался атаковать правый фланг авангарда и отступил перед 12-й дивизией, занявшей Саймачи и преследовавшей его дальше. Vorwrts! (Вперед!) — наш девиз, и не может быть лучшего слова во всем военном словаре.

27 июня 1904 г. Исключительное утро: облачно и прохладно. Выступили в 7 ч. утра. Местность самая красивая и богатая из всех виденных мной до сих пор. Плодородные, обработанные долины, целый ряд кристально чистых ручьев, извивающихся по кремнистому дну, странного вида холмы, о которых я писал вчера. Весь пейзаж одет в самую яркую изумрудную зелень.