Мне помешали ответить проблемы с временем и здоровьем. Хотел написать тебе длинное письмо и не справлялся даже с самыми обычными письмами. И сегодня не справляюсь. Но спешу поблагодарить тебя за второе письмо, оно меня очень тронуло. Тем не менее я должен сказать тебе всю правду насчет того, что я думаю. Нас могут разделить отнюдь не вопросы личного плана. Это ничто – по сравнению с тем, что происходит сейчас и готовится в будущем. Но меня очень шокировало то, что ты писал, причем несколько раз, вообще о французах в Алжире (в «Монд» и «Коммюн»). Ты имеешь право встать на позиции F. L. N. Я же считаю их в данный момент убийственными, а в будущем – слепыми и опасными. Но, принимая эту сторону, ты все равно должен проводить необходимые различия, а ты этого не делаешь. Я отказался от попыток заставить услышать голос разума. И вопреки всякой надежде я все же надеюсь, что когда-нибудь этот голос будет услышан. Но я считаю своим долгом высказать тебе, в приватном порядке, свою реакцию: ты должен знать, что когда стреляют или оправдывают стрельбу по французским алжирцам
Ты увидишь, я верю, в моих искренних словах отголоски нашей прошлой дружбы. Может быть, она вдохновит тебя на то, чтобы действовать во имя умиротворения и объединения, а не братоубийственного разъединения, – вот пожелание, которое от всего сердца хочет высказать твой брат по рождению и по небесам.
Месье,
Я задержался с ответом из-за плохого здоровья, и я приношу Вам свои извинения. После того как более года тому назад я осознал, что окончательно отделило меня как от левых, так и от правых сил, по алжирскому вопросу, я решил больше не присоединяться ни к одной из публичных кампаний. Коллективные подписи – двусмысленные альянсы между людьми, имеющими совершенно разные мнения по другим вопросам, приводят только к путанице, существенно выходящей за рамки той цели, которой они хотят служить и которую они в результате только компрометируют. Но когда цель эта имеет смысл, а именно так и было в данном случае, я принял решение действовать исключительно в личном порядке, в тех условиях и в тот момент, которые мне кажутся нужными, несмотря на оказываемое на меня давление.
Об интересующих Вас вопросах я собираюсь говорить в книге, которая должна будет выйти в ближайшее время и за которую я несу полную ответственность. В любом случае я адресую свой ответ Вашей благонамеренности и прошу Вас верить в мои наилучшие чувства.
Мой дорогой Герен,
Мне передали Вашу статью в «Паризьен» (я не читаю этот журнал, и я не подписан на «Аргюс»). Нет, я не буду упрекать Вас в «неблагодарности» или «жесткости». Просто мне не нравится место и нелюбезная манера выражения. Мне не нравится, когда Вы говорите о том, чего не знаете, – о моей жизни. Если бы Вы ее действительно знали, Вы бы молчали. Но что касается содержания Вашей статьи, то Вы, разумеется, вправе говорить о том, что Вам не нравится в моих публикациях, и делать это без прикрас.
Я упрекаю Вас в недопустимом игнорировании общепринятых норм, согласно которым личное письмо не может быть опубликовано без разрешения его отправителя. Тогда, когда я Вам писал, я делал это вовсе не для того, чтобы мои откровенные письма, написанные свободным сердцем, были десять лет спустя выставлены перед публикой. Вы имеете право делать этой публике признания и совершенно свободно говорить о тех, кто были Вашими друзьями, Вы не имеете право заставлять этих друзей делать признания. Читая в том месте, где Вы их напечатали, эти слова искреннего товарищества, адресованные другу в беде, я испытал невыносимое замешательство и даже какое-то отвращение, которое Вы должны были бы почувствовать раньше меня и за которое я не могу Вас простить.
Во всяком случае, мне хочется, чтобы Вы знали мое мнение на этот счет.
Сударыня,
Я очень расстроен тем, что Вы мне говорите. Тем более, уверяю Вас, несомненно, речь идет о недоразумении.
Возможно, я и встречал врача, имя которого Вы называете, но это имя мне ничего не говорит. Следовательно, речь не идет ни об одном из моих друзей. И в любом случае я не знаю его достаточно для того, чтобы он мог позволить себе признание, касающееся третьего лица. К тому же представлять себе это и предполагать, что подобное признание имело место быть и что я мог неосмотрительно использовать его, – это значит мало знать меня.