Все это время со второго числа было пустым. Невозможно писать, пока не обретешь снова вкус к жизни и энергию. И сердечное здоровье, которое в данный момент по меньшей мере трагично. Закончил читать «Живаго» с чувством какой-то нежности к автору. Неправда, что эта книга продолжает художественную традицию русской литературы XIX века. Она сделана гораздо менее умело, но это, впрочем, соответствует современной фактуре – длинные зарисовки отдельных мгновений. Но главная ее заслуга в другом: она воскрешает русское сердце, разбитое сорока годами лозунгов и бесчеловечной жестокости. «Живаго» – книга о любви. О любви, охватывающей сразу все сущее. Доктор любит жену, и Лару, и других тоже, и Россию. И умирает потому, что разлучен с женой, с Ларой, с Россией и всем остальным.
Со мною люди без имен,
Деревья, дети, домоседы,
Я ими всеми побежден,
И только в том моя победа.
Пастернак не побоялся заново открыть этот истинный источник творчества и спокойно выпустить его на свободу посреди той пустыни.
Что еще? два вечера – 16-го и 15-го – делали запись вместе с М. Поэмы Шара. Ночь 15-го – прогулка по набережным Сены. Под Новым мостом молодые иностранцы (северяне) устроили концерт: лежа прямо на улице, обнявшись парами, они слушали импровизации двух своих соотечественников, которые играли на трубе и банджо. Немного дальше, на скамьях моста Искусств, разлегся араб с портативным радио у головы, которое наигрывало ему арабские мотивы. Самый обыкновенный городской мост под горячим и дымным небом августовского Парижа.
Для «Жюли». Гибер – благородный прогрессист. Мора – образ старого мира.
Обед с М. Она нашлась. Вечером ужин с Р. Не пришел в себя. Депрессия.
Письмо от N. – печалит меня в очередной раз.
Ми. Она наполнила эти дни красотой и нежностью. Долгая радость вовсе не отвлекла меня от работы, но, наоборот, повернула к ней. Сестра Ми умерла в 22 года от рака печени. Отец приказал ей смотреть на закаты: «Потому что ты – художник».
Смерть Роже Мартена дю Гара. Я все откладывал с визитом в Беллем, и вот внезапно… У меня перед глазами этот человек, которого я нежно любил: он рассказывал мне тогда в мае в Ницце о своем одиночестве и о смерти. Его большое тяжелое тело, разбитое пополам кресельным столиком. И его прекрасные глаза… Его можно было любить, уважать. Как грустно.
Ужин с Брисвилем (и Терезой). Б.М. (и Виветт) [154].
Пример Джакометти. Ах! И М., и ее жизнь: «Тот, кто, подобно нам, в ранней молодости уже познал крайности жизненного опыта (в том числе славу и любовь), подходит к зрелости, не желая ничего исключительного – просто жизни».
Возвращение К [155].
2 сентября в Иль-сюр-Сорг. Лучшим принципом для этой тетради будет резюмировать время от времени (2 раза, например?), важнейшие события за прошедший период. В субботу 30 видел Жамуа [156] и договорился с ней, что мы не будем сразу показывать «Бесов» в театре «Монпарнас». Несмотря на сухость и желчный вид, в ней есть несомненный шарм – строгие сандалии, маленькие и превосходно сложенные ноги, длинное тело и прекрасный печальный взгляд. Потом я позвонил Барро и сообщил о своем согласии. Спать лег рано. Ночью мне так и не удалось поспать, заснул в 3 часа, проснулся в пять, плотно поел и отправился в путь под дождем. Я был за рулем одиннадцать часов подряд, время от времени перекусывал печеньем, и дождь не отрывался от меня, пока я не доехал до Дрома, где он стал пореже, а около Ньона накатилась волна сильнейшего аромата лаванды, пробуждая и тревожа мое сердце. Знакомый пейзаж придает мне новые силы, и я приезжаю счастливым. Иль, где я внезапно почувствовал себя защищенным и умиротворенным в бедной комнатке отеля Сен-Мартен.