Записные книжки

А мы все бродили, не в силах ничего съесть, и питались кофе и мороженым, и не способны были спать, и не знали, когда начинаются и кончаются дни и ночи. День мог застать нас на пляже в Лидо, в теплой и вязкой утренней воде, или на гондоле, плутавшей по потерянным каналам, в то время как небо становилось розовато-серым над черепицей, окрасившейся неожиданно в бирюзовый цвет. В те моменты город был пуст, но жара не слабела, – и в этот час, и вечером, она была всегда одинакова – жгуча и влажна, и Венеция продолжала выдерживать осаду, а тем временем мы, вырванные из жизни, с измученными от кофе и бессонницы нервами, отчаявшись когда-либо выбраться, старались хотя бы лишний разок-другой подышать, чтобы как-то просуществовать в этом странном времени без ориентиров и пауз. Мы – существа вне времени, но мы, как никто в мире, не желали ничего иного, кроме продолжения этого безумия – блуждающего и неподвижного среди неподвижного пожара, пожиравшего Венецию, час за часом, неустанно, и мы желали этого так сильно, мы буквально ждали мгновения, чтобы город, только что еще яркий, многоцветный и ослепляющий своей красотой, обратился разом в пепел и просто осел, и даже не был унесен отсутствующим ветром. Мы ждали, привязанные друг к другу, не способные разойтись, и тоже сгорали, но с некоей бесконечной и странной радостью, на этом костре красоты.

* * *

Д.Ж. разглядывает молодую и, кстати сказать, довольно некрасивую датчанку на террасе кафе, потом в театре. Подходит к ней, подсаживается рядом, потом проходит несколько мгновений – и они вместе встают. У меня сжимается сердце, когда я вижу, как смиренно она за ним идет. Подобное смирение – типично для всех девушек в такие моменты.

* * *

Ж. сообщает мне, что она беременна от П.; я ей советую рассказать об этом ему. Он смеется и через час возвращается в отель – на глазах у Ж. – вместе с N. Ж. остается с N., который любит ее и молчит.

* * *

Роман. Между ними вспыхивает любовь – как страсть тела и сердца. Один пламенный день сменяет другой, и полное слияние, когда плоть так же чувствительна и взволнованна, как и сердце. Они везде вместе, на яхте, и каждый раз желание возрождается со все большим трепетом. Для него это борьба против смерти, против самого себя, против забвения, против нее и ее слабой природы, и в конце концов он расслабляется и отдает себя в ее руки. И после нее не будет никого – он это знает, он клянется в единственном месте, где находит хоть немного святости. Церковь Святого Юлиана Бедного, где Греция сочетается с Христом, – здесь он решает исполнить свой обет, вопреки всему на свете; и за этим существом, которое он прижимает к себе, остается только пустота, и он сжимает ее все сильнее и сильнее, растворяясь в ней, раскрывая ее и почти раздирая на части, чтобы наконец спрятаться в ней и навечно жить в ней – в наконец-то обретенной любви, там, где чувства сами распускаются пышным цветом и очищаются в негасимом пламени, там, где фонтан наслаждения увенчан безграничной наградой. Это час, когда исчезают телесные пределы и в полной обнаженности сокровенного дара рождается наконец единое существо.

* * *

13 августа

Отсутствие, болезненная фрустрация. Но сердце мое живет, сердце мое наконец живет. Значит, неправда, что победило равнодушие. Благодарность, сильнейшая признательность Ми. Да, ревность – выступает в пользу духа. Ревность – это страдание от того, что видишь, как другой низводится до уровня объекта, и желание, чтобы все и всё признали бы в нем человека. Невозможно ревновать к Богу.

* * *

На долину спускался вечер, старые стены, бойницы, спокойные дома. Шуршание травы под моими ногами.

* * *

Сентябрь

И. Прентан [164] просыпается в 11 часов, лежит в постели, обедает в постели около 13 или 14 часов и потом еще остается в постели до конца дня в окружении «Франс диманш», «Матч», «Нуар и Блан», «Синемонд» [165] и т. д. и т. п., которые она поглощает.

* * *

Полушутя-полусерьезно я рассказываю Ми о глубокой старости, когда уже не будет ни восторга перед сущим, ни чувственных радостей, и т. д., и она начинает рыдать: «Я так люблю любовь!»

* * *

Прежде чем начать писать роман, мне нужно на несколько лет исчезнуть. Ежедневная концентрация, интеллектуальная аскеза и предельное самосознание.

* * *

Виновность одного народа? (Франция, как и Германия – Иуда – те, кто спит, и т. д.)

* * *

Как поживает Ваша дорогая матушка? Я имел несчастье ее потерять 3 месяца назад. О, я не знал этой подробности.

* * *

Сто сорок тысяч умирающих в день; девяносто семь в минуту; пятьдесят семь миллионов в год.

* * *

Левые, с которыми я был вместе, несмотря на себя, несмотря на них.

* * *

Во Христе кончается смерть, начавшаяся в Адаме.

* * *

Самым опустошающим в моей жизни усилием было укротить свою натуру, чтобы поставить ее на службу самым большим замыслам. Мне удавалось это изредка, только очень изредка.

* * *

Зрелому человеку продлить молодость может только счастливая любовь. Все иные ее разновидности ввергают в старость.

* * *