Записные книжки

У патриотизма есть одна странная особенность: он не переносит расстояний. Давным-давно я написал пьесу «Жена цезаря», в Англии она имела успех, в других странах, провалилась. Пьеса была совсем недурная. Но то, что англичане жертвуют собой ради родины, почитая это своим долгом, неангличанам казалось маловероятным и несколько нелепым. С нынешними военными пьесами, по моим наблюдениям, происходит то же самое. Не приходится отрицать, что все они донельзя душещипательные, однако американскую публику, если в них идет речь о героизме и самопожертвовании американцев, это не отвращает; но те же самые мужество и самопожертвование англичан вызывают у них не восхищение, а смех. Их выводят из себя стойкость, проявленная англичанами при бомбежках Лондона, а поражение в Греции, которое, как считали все участники этой операции, было неизбежно, и безнадежная защита острова Крит вызывают у них лишь раздражение.

* * *

Южная Каролина. Вой ветра в соснах схож с далеким пением негров, обращающих свои горестные песнопения к безучастному, а то и бессильному Богу.

* * *

Я задаюсь вопросом, не является ли композиция рассказа своего рода мнемоническим приемом, благодаря которому рассказ западает в память. Почему лучшие рассказы Мопассана — «Пышка», «Заведение Телье», «Наследство» — помнишь и сорок лет спустя. Анекдотичность сюжета тут не при чем. Сами по себе эти анекдоты ничуть не лучше анекдотов, которые встречаются во множестве других рассказов, давно позабытых. На эту мысль меня навел рассказ Дж. Он вошел в несколько антологий, и Дж., надо полагать, был несколько задет тем, что я не включил его в мою. Он обладает отличным слогом и характерным для американцев даром передавать настроение, аромат, атмосферу места действия. Рассказ был интересный, сложный, но он распадался на две части — любой из этих частей достало бы на хороший рассказ, а Дж. не настолько владеет композицией, чтобы спаять их воедино.

Я полагаю, что в рассказе ни в коем случае нельзя разбрасываться. Чехов, хотя порой и кажется, что он не продумывал свои рассказы заранее, никогда этого не допускал. Вообще-то в рассказе, как и в пьесе, необходимо с самого начала решить, какую цель ставишь перед собой, и преследовать ее неотступно, как «призрак смерти». Иными словами, рассказ требует четкой формы.

* * *

Кое-какие заблуждения американцев:

1. Америка свободна от классовых предрассудков.

2. В Америке превосходно варят кофе.

3. Американцы очень деловитые.

4. Американцы очень страстные, а рыжие еще более страстные, чем остальные.

* * *

Из всей сентиментальной чепухи, с которой в этой стране сталкиваешься на каждом шагу, наиболее несусветным мне представляется весьма распространенное убеждение, что в Америке нет классовых различий. Однажды меня пригласили отобедать с одной дамой, обладательницей, как мне сказали, состояния в двадцать миллионов. Ни перед одним герцогом в Европе так не лебезили, как перед этой дамой. Можно было подумать, что любое слово, которое роняют ее драгоценные уста — стодолларовая купюра, и гостям будет позволено унести ее с собой. Правда, здесь принято делать вид, что все люди равны, но это одна видимость. Банкир в салон-вагоне будет говорить с коммивояжером как с равным, но я подозреваю, что ему и в голову не придет пригласить коммивояжера к себе домой. А в таких городах, как Чарлстон или Санта-Бар-бара, жену коммивояжера, пусть и самую что ни на есть обаятельную и благовоспитанную, общество не примет. Социальные различия, в конечном счете, основываются на деньгах. С высокородными английскими лордами люди низшего звания обращались с такой подобострастностью, от которой нас сегодня с души воротит, не из-за их титулов, а из-за богатства, которое, вкупе с влиянием, тем же богатством обеспеченным, позволяло оделять щедротами друзей и нахлебников. Промышленная революция в Англии лишила аристократию большей части богатства, а вместе с ним и влияния. И если она в какой-то мере сохранилась как особое сословие, это объясняется лишь врожденным консерватизмом англичан. Но былым почетом аристократов уже не окружают. Обожать лорда, когда от него можно что-то получить, было в порядке вещей; теперь же, когда он ничем не может облагодетельствовать, это считается предосудительным.