Заплати другому

Лоретта сказала, что я до того привыкла к мужикам, лапавшим меня сверху донизу, что, чем больше он не лапает, тем сильнее я этого хочу. Не знаю. Не сильна в психологии. Она говорит так, будто это болезнь какая, вроде как, я хочу только того, что мне не дается. Может, мне просто нравится, что он не держит меня за дешевку. Может, мне просто нравится для разнообразия побыть рядом с джентльменом.

Но потом, когда сидела дома, думала обо всем, что мне стало в нем нравиться, делалось все гаже и гаже, чем дольше он не приезжал. Кончилось тем, что я уселась у окна гостиной, высматривая, когда в конце улицы появится его машина. Всякий раз, заслышав звук мотора, чувствовала легкое подрагивание внутри и всякий раз, когда машина проезжала мимо, чувствовала, как слезы наворачивались на глаза. Больших трудов стоило не дать им выхода.

Смешно, но иногда я связывалась с парнем, думая, что как-нибудь, почему-нибудь, с кем-нибудь из них, с каким-нибудь особенным, не будет мне так больно. Смешно, но я до сих пор, после стольких лет, думаю, что так получится, потому как прежде не получалось никогда.

В конце концов сдалась и позвонила ему домой. Он ответил в трубку словами:

— Прости, Арлин. Я действительно сожалею.

А я сказала:

— Так, значит, на том и все? Такого попросту никогда не будет? — Я почти плакала и знала, что он слышит это по моему голосу, потому как я — слышала. Мне было гнусно от этого.

— Ты не могла бы, — сказал он, — просто дать мне немного больше времени?

Я сказала, ну да, думается, наверное, смогу, если обстоятельства того требуют, но в одном я чертовски уверена: найду новую приходящую няню, и уж той обязательно нужно будет иметь собственную машину.

Он рассмеялся, когда я так сказала. Я радовалась его смеху. Смех, он всегда помогает в такого рода делах, и, если б он не засмеялся, я могла бы так никогда и не сообразить, что он напуган до смерти.

Думается, я в таких делах соображаю туговато.

Так вот, отсмеялись мы так мило вместе, а следом до меня доходит, что я реву, ревмя реву, и ничуть этого не пытаюсь скрыть. Знаю: я слишком чувствительная. Это мне все говорят. Будь рядом Бонни, та назвала бы это идеальным примером того, насколько я не готова, но, слава Богу, ее рядом не было.

— Арлин? — подал он голос. — С тобой все в порядке?

И я высказалась:

— Черти веселые, просто мне тошно столько времени спать одной. Ты подумаешь, мол, могла бы уж и привыкнуть. Мне страшно и одиноко по ночам, я просто никогда не высыпаюсь. Я бросила работать ночью, чтоб выспаться, но стало только хуже. Больше времени лежать в страхе и одиночестве. Иногда думаю: встану и пойду обратно, просто для того, чтобы ночь миновала. — Не знаю, понимал ли он хотя бы половину из того, что я говорила, потому как у меня, когда до плача доходит, почти ничего разобрать нельзя.

Минуту он молчал. Ну, не минуту, но показалось — долго. Потом произнес:

— Хочешь, я к тебе домой приеду просто поспать?

И я ответила:

— Знаешь, было бы очень здорово, ведь я как бы вбила себе в голову, что ты можешь остаться тут сегодня.

— Мне нужно десять минут. — Это было последнее, что он сказал.

Повесив трубку телефона, я подошла к окну, смотрела сквозь деревья на тонюсенький серпик желтой луны, висевший над холмом, и улыбалась: здорово, что он предложил. Пусть и понимала: не приедет. Пуганая ворона… Ну, знаете. Только этот человек был по маковку полон неожиданностями. Понадобилось время, чтобы я научилась не стараться угадывать.

* * *

Она уже отчаялась ждать и укладывалась в постель, когда услышала его тихий стук. Накинула халат и впустила его. То есть дверь открыла, чтоб он вошел, но он, похоже, к порогу прирос. Ей пришлось взять его за руку и слегка потянуть.

Ей хотелось раскрыть объятия, но было такое ощущение, что, если она двинется вперед, он отступит назад, раз он раньше всегда так делал. Повернувшись, она пошла в спальню, надеясь, что он пойдет следом, едва ли осмеливаясь оглянуться, чтобы посмотреть, идет ли.

Арлин сбросила халат на пол, на самом деле не подумав заранее, как он воспримет то, как она спала — совершенно раздетая, даже когда просто собиралась спать. Глянув через плечо, увидела: стоит в дверях ее спальни, смотрит.

Весь свет был погашен, так что было темно, если не считать того узенького серпика желтой луны, так что, как ей представлялось, вряд ли он видел что-то больше, чем расплывчатый ее силуэт, пока она вновь укрывала постель, располагая покрывало к одной стороне так, чтоб ему досталось побольше места.

Чуть позже он подошел к другой стороне кровати и улегся на спину поверх покрывала. На нем были джинсы с белой рубашкой, и она не видела его в джинсах с того дня, когда подъезжала к его дому. Когда он приезжал к ней, отправляясь на свидание, то всегда был одет пристойно, с галстуком и все такое.

Она придвинулась ближе и опустила голову ему на плечо. Еще после нескольких минут молчания спросила:

— Хочешь, я сережки сниму? Они в тебя не впиваются? — У Арлин на той стороне было три пирсинга, и ей не хотелось, чтоб ему было неудобно, предчувствуя: сам он в том никогда не признается.