Заплати другому

— Что? — Коп резко остановился, слегка покачиваясь на мысках.

— Кажется, я застрял здесь без денег на автобусный билет.

— Из кармана вытащили или еще что?

— Да-а. — «О-кей».

— Какого ж рожна расхаживаешь тут? Я за тобой уже два часа слежу. Часом, не вымогательством занимаешься?

— Нет, сэр. Я должен был с приятелем встретиться.

— Потому как, если б я подумал, что ты тут своими услугами торгуешь, я б тебя мигом упек. Кстати, а лет-то тебе сколько, малец?

— Восемнадцать.

— Ну да. А как же. Мне-то какое дело, есть ли у тебя деньги на автобус?

И в этот момент Горди понял, что коп даст ему денег, чтобы добраться домой.

— Просто я подумал, в общем, идти-то далеко. Побить могут, понимаете?

Полицейский повел головой, словно изучая лицо Горди с разных сторон.

— Еще как могут-то. Какого ж рожна не смываешь эту дрянь с лица, если не хочешь, чтоб тебя побили? На. — Он протянул Горди чистый сложенный белый носовой платок, который вынул из кармана рубашки.

Горди послушно взял его и отер лицо, ощущая чувство утраты. Макияж он наложил чертовски близко к совершенству. Смотрелось потрясающе. Он уже сам себе был ненавистен, чувствовал себя без грима уродцем. Темные пятна телесного цвета и черные полосы от туши для ресниц измарали совершенную белизну ткани. Он постарался легко пройтись вокруг глаз. Может быть, хоть что-то от зеленых теней уцелеет.

Горди потянулся было вернуть платок, но коп брезгливо отдернул руки. Горди свернул платок испачканной стороной внутрь и сунул его в карман. Это здорово, что можно было оставить его себе. Никто никогда ему ничего не давал.

— Так лучше?

— Застрелись, малыш, не намного. Все равно на вид рожа бесовская. Вот что. — Полицейский залез в карман форменных брюк и достал три долларовых бумажки. — Поезжай домой. Умойся хорошенько. И чтоб я тебя тут больше не видел.

— Спасибо, сэр, — произнес Горди и на рысях поспешил прочь, чувствуя, как будто что-то согревало его.

* * *

Горди так зажал в ладони билет на автобус, что ногти впились в бумагу насквозь. «Полпути к дому, теперь только не вляпаться». Он смотрел через окно в освещенное помещение бара. Смотрелось притягательно. У него было фальшивое удостоверение личности, впрочем, от другого штата. Захотят поверить — могут поверить.

Женщин внутри он не заметил, но мог и ошибиться. Возможно, какие-то старинные приятели решили собраться на вечерок без жен. Он мог бы убедиться в этом слишком поздно.

Выпить не на что, но, может быть, кто-нибудь его угостит. Горди просто из себя ко всем чертям собачьим выходил, когда один домой возвращался. И без того тошно было домой возвращаться. Можно было бы как следует умыть лицо в мужском туалете и тем уберечь себя от адского бития, какое неминуемо, если отчим не будет спать и застукает его на входе.

В дверях возникли трое мужчин. Вышли на улицу, направляясь к нему. Боже мой, о чем он только думал? Теперь он и в самом деле вляпался.

— Ты что такое, черт побери? — выкрикнул один из мужчин, громче, чем требовалось.

Горди быстро развернулся и поспешил к автобусной остановке. Перестук собственных каблуков эхом отдавался в голове, по сути, он какое-то время вообще ничего другого не слышал.

Потом сзади послышалось:

— У ней походочка, что в море лодочка. Прелесть. Эй! Слышь, малый, я с тобой говорю!

— Ты уверен, что это малый?

Два голоса. Может быть, их уже только двое. Горди глянул назад и увидел всех троих, догонявших его.

Он бросился наутек.

Начал падать легкий, похожий на пудру, снег.

Долю секунды спустя что-то оплелось вокруг ног Горди. Ноги вырвались из-под него, и он полетел вперед. Падать, показалось, пришлось долго. По пути вниз он вспомнил про копа, давшему ему носовой платок и три доллара. Будь он сейчас здесь и видя все это, помог бы? Или смеялся бы?

Подбородок больно ударился о бетон, и Горди почувствовал, как из него дух вышибло. В голове, где-то позади глаз, полыхнуло невесть каким цветом. Чувствовал, как сидит на нем здоровенный мужик с крепким телом, припечатывая его к земле. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Желание имеешь, эй, малец?

Слегка придавило сзади, похоже на имитацию анального секса. Почему секс всегда избирается орудием глумления? Горди чувствовал себя благословенно отрешенным от этой мысли, от своего тела: нежное ощущение, которое всегда являлось, помогая ему выжить.

Потом громадная тяжесть снялась, и рука, ухватившаяся за волосы на загривке, вздернула его на колени. Он покачался секунду, свободный и ничем не сдерживаемый. Тяжелый башмак, врезавшийся ему посреди спины, вновь пхнул его вперед. Горди мягко повалился, словно кукла из набитого тряпьем носка, ударился носом о бетон. Почувствовал, как кровь полилась по губе, ощутил ее металлический привкус в глотке. Такое интимное и знакомое.

Раздался третий голос, глухо звучавший у него в ушах. Далекий, словно из конца длинного туннеля. Уши заложило, в них стоял звон.

— От, дерьмо, он же всего лишь маленький мальчонка. Я иду обратно в бар.

— Может, он не знает, что он не маленькая девочка. — То был голос мужика, припечатавшего его к земле.

— Оставь его, Джек. Айда!