«Говорит Крис Чандлер, — сообщил он. — Если это Арлин Маккинни, то я на пути в аэропорт, чтобы успеть на полуночный рейс в Калифорнию. Прошу простить, что застаю вас врасплох, но нам и в самом деле необходимо поговорить лицом к лицу. Творится что-то несуразное. Я обещал вам никому не давать вашего адреса и номера телефона, но теперь у меня на руках все эти важные для вас сообщения. От меня требуют, чтобы я немедленно приступил к интервью на месте для передачи „Гражданин месяца“. Вы даже представить себе не можете, сколько организационно-временн
Арлин бросила взгляд на часы и стала соображать, сможет ли она переварить хоть какую еду. И задумалась, как долго суждено продлиться пятнадцати минутам славы Тревора.
В дверь постучали, когда еще восьми утра не было. Арлин лежала, не двигаясь, и прислушивалась к шагам Тревора, бросившегося открывать дверь. Она перекинула ноги через край кровати, мечтая, что на этот раз ее не стошнит. Мечты оказались чересчур оптимистичными.
К тому времени, когда она смогла одеться и выйти в гостиную, Тревор едва не зарылся в гору почтовых конвертов, вскрывая их, как ребенок, срывающий обертки с рождественских подарков.
Крис встал, когда она вошла в комнату, но она взмахнула рукой: да сидите, сидите.
— Вид у вас неважнецкий, — заметил он.
— Да нет, я в порядке. Всего лишь стресс.
— Мам, смотри. Я получил четыреста девятнадцать писем. И это всего за первые два дня. И это еще не все. Крис говорит, что телеканал хочет записать интервью со мной для «Гражданина месяца». Знаешь эту штуку, какую устраивают в шестичасовых новостях? Так вот, в следующем месяце это буду я. Я стану Гражданином месяца! Круто, правда? Крис тебе про это расскажет. И это еще не самое потрясное. Мне надо будет поехать в Белый дом! Президент меня пригласил. Встретиться с ним. Меня!
Тревор умолк, задохнувшись. Арлин хотелось встряхнуть себя хорошенько, чтобы совсем проснуться. Наверное, что-то из услышанного происходит на самом деле, а другое, менее вероятное, нет.
— Белый дом?
— Да-а! Круто, скажи?
—
— Ага. Президент хочет встретиться со мной. И Крис говорит, что это появится во всех выпусках новостей и во всех газетах. Мы с президентом пожимаем руки друг другу!
Арлин перевела взгляд с задохнувшегося Тревора на Криса.
— Его одного? — спросила она, но Крис не успел и рта открыть в ответ, Тревор не дал ему ни словечка вставить.
— Нет, мам, ты тоже должна поехать — на том основании, что ты моя мать. Рубена тоже пригласили, потому как он мой учитель, который задал нам задание, с которого все и началось. Все расходы оплачивают. Мы будем жить в в гостинице «Герб Вашингтона». Крис говорит, что у них там
— Ты, я и Рубен?
— Ага, разве это просто не круче крутого?
Уголком глаза Арлин видела, как застенчиво улыбался Крис. Поездка в Вашингтон с Рубеном. Кому она не смогла даже позвонить, чтобы спросить, видел ли он себя по телевизору. Вновь поднялась легкая волна тошноты, и Арлин подумала, не стоит ли ей держаться поближе к туалету.
— Это весьма круто, точно, Тревор. — Арлин старалась говорить искренне. Потому как это
— Помнишь, ты сказала, что всем нам суждены пятнадцать минут славы. Крис говорит, что у меня ее будет вроде как часы и часы. Елки, примусь-ка я лучше отвечать на почту.
Арлин, извинившись, направилась в туалет, молча отметив про себя, что даже самые крутые вести способны вызвать доводящий до тошноты стресс.
Ну вот, на какое-то время это будет последняя запись в дневнике. Потому как я оставляю его дома. Елки, мне надо будет встретиться с президентом. Времени писать в глупом дневнике не будет.
Зато слушай. Когда я вернусь. Только держись.
Рубен говорит, у меня будет вся оставшаяся жизнь, чтобы написать про то, что скоро случится со мной.
Я только надеюсь, что этого времени хватит.
Глава двадцать восьмая.
Они доехали на поезде до Санта-Барбары, потом на челночном автобусе до Лос-Анджелесского международного аэропорта, и то был единственный отрезок пути, за проезд по которому они заплатили из своего кармана.
В поезде Тревор захотел сесть у окна, и казалось справедливым, что рядом с ним села Арлин. Для Рубена все кончилось тем, что ему досталось место в одиночестве за их спинами. Читать во время движения он не мог: его от этого мутило, — вот и сидел тихо, разглядывая их затылки.
До него доносилось нескончаемое причитание топающей ноги Тревора. Парень перевозбужден. Как, по мнению Рубена, ему и положено: в Белый дом едет!