— Вот уж точно сортировать их не собираюсь… — хриплю я, старательно делая вид, что вообще ничего сейчас не произошло, и я не попыталась кончить от одного только его прикосновения. — Проще уж вообще ничему не верить…
— Твое право, прокурорша… — от его теплого смешка в шею, как раз в то место, которое до этого лизнул, опять ежусь, проклиная себя за излишнюю чувствительность.
Это все просто потому, что он трахается, как бог.
Это чистая физиология, тело реагирует… И ничего больше.
— Ты мне лучше скажи, прокурорша, какого хера из столицы уехала? — а он умеет быть неожиданным!
Хотя, учитывая обстоятельства, это давно бы стоило понять.
— У тебя ж там все на мази было, вроде, — продолжает Горелый, внезапно переворачивая меня на спину и нависая сверху.
Это ощущается пугающе: огромный мужик, весь состоящий из мускулов, тестостерона и наглости, лежит на мне, смотрит серьезно, и, судя по настрою, вообще отпускать не планирует. Сглатываю нервно, он перемещается взглядом на горло, затем обратно к лицу, и опять вниз…
И с хриплым рычанием припадает губами прямо к шее!
Как хищник прихватывает меня в самом беззащитном, уязвимом месте. Сейчас придушит!
Замираю, в легком ужасе и невозможно сильном возбуждении, хотя вот вообще не думала, что подобные вещи могут меня заводить, опять сглатываю невольно.
Горелый ловит движение моего горла и снова рычит, а на коже я чувствую клыкастый прикус… Бо-о-о-оже… Это что такое вообще?
Растерянно сжимаю пальцы на его предплечьях, заросших темным волосом, то ли остановить хочу, то ли просто выразить свой… протест? Страх? Покорность?
В постели с ним так нервно, так опасно, словно зверь дикий рядом, совершенно непредсказуемый…
И меня трясет от переизбытка возбуждения и ужаса. Дикая смесь, такая неправильная, такая острая… Черт, мне этого не хватало, что ли, в жизни? Именно таких эмоций? И давно ли я стала извращенкой, ловящей дикие адреналиновые приходы от опасности?
Горелый отрывается от моего горла, длинно лижет место прикуса, дышит в губы, глаза совершенно безумные, черные-черные:
— Охереть ты какая… Все слова из башки вылетают… Ты не делай так больше, я же с тебя не слезу, затрахаю до отключки… Хотя… — тут он усмехается, медленно, дьявольски, продирая меня этой эмоцией дрожью до кончиков пальцев на ногах, — я и так тебя затрахаю… Если б знала, сколько литров на тебя надрочил за этот шестерик… Если б ты только знала, сучка ты сладкая…
Он ругается, но тон, с которым он выдает эти слова, настолько мучительно-восхищенный, что мне и в голову не приходит обижаться. И даже больше того: внезапно я вместо страха и священного ужаса перед тем, что будет, тем, что он со мной намерен сделать, испытываю что-то вроде… Удовлетворения. Потому что отчетливо понимаю, что управляю этим животным. Этим бешеным, безумным в своей ярости и страсти зверем.
И именно я — причина его безумия. Его бешенства. Его страсти.
Я.
Понимание кроет до красного марева в глазах, и я тянусь сама к нему, впервые, наверно, за все время нашего… скажем так, взаимодействия.
Тянусь и кусаю, сильно и сладко, за горло! Практически в то же самое место, куда и он меня до этого!
Конечно, мои губы не обхватывают его шею сколько-нибудь опасно, но он замирает, похоже, до глубины души удивленный произошедшим.
Я пользуюсь его удивлением и жадно, по-вампирски присасываюсь к дубленой коже, кайфуя от терпкого вкуса и своей смелости.
А, когда отрываюсь, он смотрит на меня уже по-другому, с веселым и горячим восхищением и изумлением.
С пару секунд мы изучаем друг на друга, меряемся взглядами, а затем он чуть отклоняется и смеется, громко, взахлеб, блестя в полумраке белыми клыками и белками глаз.
— Ах, ты, мелкая вампирша! — отсмеявшись, хрипит он, — с острыми зубками! Мне нравится! А если так?
Он неожиданно переворачивается на спину вместе со мной и в одно мгновение усаживает сверху на себя!
Я немного неуверенно сжимаю бедрами его торс, упираюсь ладонями в заросшую темным волосом грудь, смотрю, приоткрыв рот от удивления.
А Горелый, надо сказать, невозможно брутально смотрящийся даже в этой позиции, поощрительно прихлопывает меня по бедрам:
— Погнали, вампирша! Хочешь кусать, кусай! Хочешь быть сверху, вперед!
И, не успеваю я даже слово сказать, чуть приподнимает меня и насаживает на себя!
Мне только взвизгнуть от неожиданности удается!
Он огромный в этом положении! Ощущение, что на толстую гладкую палку села!
Не больно, но прямо до предела все натянуто!
— Ну, чего глаза вытаращила? — смеется Горелый, и его лапы мягко скользят по бедрам, а сам он начинает чуть-чуть раскачивать себя подо мной, легко, спокойно пока что… Но ощущается, что это — лишь прелюдия, затишье перед бурей. Его дикий, опять становящийся черным взгляд предупреждает об этом. — Думаешь, если ты сверху, то ты — сверху? А, прокурорша? Думаешь, взяла меня? Нихера-а-а… Это я тебя взял. И буду брать еще, понятно?
Он все ощутимей толкает меня снизу, насаживая еще глубже, уже до практически недопустимого предела, и я растерянно хватаюсь за живот, твердый, жесткий такой, ладони скользят вниз, не давая мне опоры!