Заплатки

– Скудно так жить. Без цели, без любопытства… Днём отработка, вечером водка. Жена, небось, ушла… Один?

– Нин-н-чка! – Сашка аккуратно опустился с табуретки на колени: – Я соглас-с-с…

В тесноте кухни он практически уткнулся в длинную вязаную юбку.

– Согласен? – удивилась Марковна.

– Д-давно!

– Удивляюсь в нетрезвом человеке трезвому уму!

Сашка широко улыбался. Он хотел было сделать шажок на коленях в сторону гостьи, но икнул и передумал.

– Вот и договорились. – Нинель Марковна одёрнула безрукавку и поднялась. – Пойдём мы.

– А? Кто? – он снова икнул, – к-куда?

– Домой. Мы пойдём, а ты оставайся. Чужого не возьму: миска колотая, а подстилка… фу, это старая куртка? С помойки принёс?

Сашка бестолково закрутил ворот рубахи, внутри его забулькало:

– ....в Неваде это, забастовка…

– Ну, а я о чём? Какой из тебя воспитатель!

Нинель наклонилась и вкрадчиво пояснила:

– Ребёнку, хоть и собачьему, уход нужен. А у тебя зелёный змий в друзьях. Нехорошо.

Сашка вяло запротестовал, но выражение женского лица отсекало любые возражения:

– Или сам отдашь, или заберу силой.

И жест рукой сделала: решение окончательное и обжалованию не подлежит. Поднялась и направилась к выходу.

Августа заскулила. Замоталась бестолково между ней и Сашкой. Хвост то прижимался к задним лапам, то молотил, глазу не уследить. Затем собачонка коротко взвизгнула, наскочила на Сашку, отчего он чуть не упал, облизала небритую щёку и рванула за Марковной.

В прихожей женщина обернулась:

– Ты это, Александр… с наступающим. Из состояния нестояния выйдешь – заглядывай к нам, ждать станем. Слышишь?

Сашка так и остался на коленях посреди кухни. Но тут махнул рукой и крикнул в пустоту коридора:

– Бут-тылка с тебя! Две!

Со стены улыбалась красивая Гурченко.

С этих пор каждый пришедший в общежитие непременно удивился собаке в вязаном пальтишке с помпоном на капюшоне. Руки сами тянулись погладить остроухую мордочку.

– Что за порода? Она у вас сеттер или лайка? – вежливо интересовался гость. – Может быть, колли?

– Общажная сторожевая! Ноги вытерли? – в ответ шумит вахтёрша. – Асфальт, думаю, с утра ещё не мытый!

Гость рассыпался в извинениях, спускался на несколько ступенек.

– Я к Борису и Людмиле, – он старательно втирал подошвами половичок в пол. – На свадьбу.

– Казни это египетские, а не свадьба! – всплеснула руками вахтёрша.

– Ниля! Не делай скандал! – звонко крикнула Софья Константиновна, видимо, не оставляя прежний спор. Она, при накрахмаленном воротничке и в шляпке на завитых кудрях, едва виднелась за вахтенным столом, заставленным чайником, чашками, сахарницей и клетчатой сумкой с жирными отметинами. – Девочка счастлива! У ней любовь!

– Любовь! До первого пересолённого супа такая любовь!

– Ниля, ты что наш дядя Сёма! – продолжала Софья Константиновна. – А дядю Сёму мечтали поймать все мужья нашего города. Но никто-таки не сумел… Дядя Сёма чуял неприятность почище любой борзой!

Нинель Марковна громко фыркнула.

– У тебя насморк? – спокойно спросила Софья Константиновна. – Выпей отвару… Баба Зина варила чудные отвары, все её три умерших мужа поклялись бы на кресте, что от зиночкиных лечебных трав тут же исчезают сопли, впрочем, вместе с запахами… Так, я о чём? О свадьбе! Ты, конечно, помнишь Ларочку Бадзен! Мудрейшая Нинель-Мессинг пророчила бедной девочке конфуз за конфузом, но Ларочка нянчит уже третьего бандита и отъелась до уважаемых размеров!

Нинель Марковна сложила руки на груди и открыла рот, но звонкие голоса не дали ей достойно ответить. В холл с лестницы высыпалась толпа. Толпа – нарядная, молодая, хохочущая – растворила в себе гостя, подхватила обеих женщин и взвизгивающую от восторга Августу. Расцеловала, заобнимала, затискала, пообещала жить в счастье и согласии. Какой-то шутник из толпы подзадорил друзей:

– Ура жениху! Качай Бориса!

Девушки завизжали. Четверо парней облепили весёлого, уже нетрезвого жениха, повалили на пол и вразнобой задёргали за ноги-руки.

– И раз! И два! И три!

Августа старательно облаивала это безобразие. Лаю звонко вторило эхо под высоким купольным потолком. Людмила стояла рядом, в пол наклона, напряжённо улыбалась. В светло-бежевом платье, наскоро ушитым по фигуре, с пятью розовыми гвоздиками в руках.

Тот же шутник крикнул:

– Такси! Такси у подъезда! Бросай жениха!

Жениха, конечно, не бросили. Поставили на ноги. Взлохмаченного, с поломанным цветком в нагрудном кармане пиджака. Людмила успела подхватить его под локоть.

И тут же толпа, галдя и толкаясь, просочилась за дверь, оставив густой запах шампанского, духов «Тет-а-тет» и одеколона «Саша».

Раскрасневшаяся Софья Константиновна поправила сбившуюся шляпку:

– Молодё-ё-ёжь!

Нинель Марковна строго оглядела отметины помады на собачьей морде и перевела взгляд на пол. Старый полустёртый линолеум блестел мокрыми пятнами и растоптанными лепестками.

– Скороспелки, – сказала она хмуро. – Только год знакомы…

– Заметь, невестино платье не скрывает пузико… – отозвалась Софья Константиновна. – Это простительно, но…Милочка моя, иметь жениха в костюме и не иметь туфли по размеру! Бедная девочка! На цыплячьих ножках самоварные утюги…