Запойное чтиво № 1

— Осенний Римини встретил московских гостей солнцем, ветром и безоблачным небом. Пальмы напоминали тощих, растрёпанных манекенщиц, а полупустые отели отсылали к временам старины Фицджеральда. Хмурый Веня всё время косился на пьяного научного руководителя, а тот громогласно восторгался Италией, не забывая отхлёбывать коньяка и «сухонького». Нежный не умолкал ни на секунду.

— Вениамин, скажите, пожалуйста, ну, зачем вам нужна эпоха Возрождения?

— Картины буду толкать, — буркнул Курочкин.

— То есть вы не хотите быть искусствоведом, а желаете стать торгашом.

— Естественно.

— Раньше интеллигенция была прослойкой, а теперь она превратилась в прокладку, — вздохнул Нежный.

— Профессор добил бутылку коньяка, и его бросило в саркастический пессимизм.

— Нынешние итальянцы — это навозные мухи, сидящие на торте пятнадцатого века.

— Сильно, — оценил Вениамин.

— Они же паразитируют на созданном в средние века, — разошёлся Аскольд Андреевич, — а современные итальянские извилины подобны их курчавым, набриолиненным волосам.

— Курочкин промолчал, понимая, что ситуация вышла из-под контроля. Первую ночь профессор спал на кровати в куртке наизнанку, ботинках и с фотоаппаратом на шее. Веня гулял по Римини, съездил в Парму и Анкону, а Нежный засел в номере, методично уничтожая запасы спиртного. Когда выпивка заканчивалась, он шёл в ближайший супермаркет и закупался дешёвыми пакетами вина, они стояли в номере на всех горизонтальных поверхностях, напоминая карточный Манхэттен. Время от времени Аскольд Андреевич изрекал что-нибудь в пустоту:

— Алкоголь не помогает найти ответ, он помогает забыть вопрос.

— В СССР боролись с неграмотностью, а сейчас борются с одарённостью.

— Нынешние юноши — это же андроиды. Вместо мозга у них калькулятор, а мать им заменяет материнская плата…

— Так продолжалось три дня. На четвёртый Веня не выдержал.

— Эй, опрятный и чистоплотный! — Веня толкнул своего научного руководителя в бок, — ты ботинки и куртку когда-нибудь снимешь, поросёнок!?

— Нежный в ответ что-то нечленораздельно промычал.

— Ну хоть фотоаппарат сними!

— Я глотнул воздуха свободы, — хрюкнул Нежный, — и…

— И…, — продолжил Веня, — трое суток хлещешь винище из пакетов и спишь в куртке наизнанку, не снимая ботинок и фотоаппарата.

— Но я свободный человек?

— Бэ-э-эзусловно.

— Ты думаешь, я смешон?

— Смешон и жалок. Кстати, ты не был в душе уже три дня. Туристы из нашей гостиницы рассказывают, что ты шляешься по злачным местам, пристаёшь к местным и ведёшь себя крайне агрессивно.

— У каждого своя правда, у каждого своя жизнь, — еле ворочая языком, напомнил Аскольд Андреевич, — и не тебе меня судить.

— А кому!? — вскипел Курочкин, — если бы ты один бегал по Римини в костюме Адама и вызвал на бой всю местную шпану — это твоё частное дело! Но я несу за тебя ответственность!

— А ты не неси.

— Давай сюда свой паспорт! — зарычал Веня, — и вали куда хочешь, пей с кем хочешь, дерись с кем хочешь, но помни, я тебя вызволять не буду! По рукам!?

— По ладоням.

— Курочкин съездил в Падую и Венецию, Болонью и Флоренцию. Итальянские города напоминали старых котов, уютно дремлющих на солнышке. В кафе пахло каппучино, круассанами и свежей прессой, хотелось плюнуть на всё и остаться здесь навсегда. Веню вполне устраивал сепаратный мир, но ночной портье предупредил, что если Курочкин не возьмёт шефство над «пропащим стариком», руководство гостиницы обратится в полицию. Аспирант, скрепя сердцем повёз научного руководителя в Равенну, тот хотел увидеть могилу Данте. Но до усыпальницы, как обычно, не дошло.

— О, траттория, — обрадовался Аскольд Андреевич, — я догоню.

— Ну, прямо как в фильме «Покровские ворота», — застонал Веничка.

— Что?

— Там Аркадий Велюров тормозил возле каждой забегаловки, чтобы догнаться, — пояснил Курочкин.

— А-а-а, — кивнул Аскольд Андреевич, — а знаешь ли ты, мой юный друг, от какого слова происходит «траттория»?

— Нет! — взвизгнул взвинченный Веничка.

— От слова «тратить». Вот тут я и оставлю часть денежных накоплений.

— Наверняка вам жена наказала детям и внукам что-нибудь купить, — укорил Курочкин.

— Вот именно, что наказала, — Нежный решительно двинул к траттории.

— Курочкин чертыхаясь, отправился следом. Профессор заказал графин местного вина, от еды царственно отказался. Когда графин опустел, Нежный запросил второй.

— Я пойду, — решительно вскочил Веня.

Его никто не удерживал. Курочкин побродил по Равенне, это был его любимый город, здесь так и хотелось встретить старость, не спеша тратя накопленные средства. В этих местах облака не скрывали солнце, а выгодно оттеняли, ветер не дул, а гладил, встречные же прохожие радовали глаз свежим и матовым цветом лица. Когда Веня вернулся в тратторию, Нежный спал в обнимку с третьим графином вина, а официанты ходили на цыпочках, боясь разбудить внушительного старикана. Аспирант толкнул профессора в бок, тот что-то промычал, Веничка толкнул сильнее. Мычание повторилось, в нём читалось скрытое раздражение. Профессор открыл глаза и попытался столкнуть графин на пол, Курочкин отнял у него посудину и расплатился по счёту.