Тик-так.Вот так тáк!Сосед где-то прыснул, фыркнул, харкнул.И сладкий запах лекарства.Глупости! ПростоСосчитаю дó ста.Двадцать, двадцать пять…Страшно помирать.Двадцать шесть… А если что-нибудь есть?..Помирает сыночек.(Ночью, всё ночью!)Тридцать девять и восемь.Доктор, просим! Просим. Господи, вот его повозка, Шапка матросская. «Адмирал». Он в «Адмирале» только «А» знал.Ну-ну!Видно, сегодня усну.Помрешь — будет скверный дух,Вырастет из тебя лопух.А в гробу жить хочется.Волосы растут и ноготочки. Уж кричит петух.Хорошо бы угостить конфетами дюжину старух,Показать им, на прощанье,Как приятно баловаться в бане. Я не плачу — Я кричу по-поросячьи, Так визжал Петр: «И! и! и! Твои, и мои, и твои!» Так визжит мать в ногах у профессора. «Лучше?» — «Сударыня, надейтесь, бывают случаи…» Так визжит кошка: «Ой-я, ой-я! На помойке, на помойке!»Кончено.Лучше хлебнуть коньячку, а потом лимончиком…Эта икона какого письма?Какого века?Экземпляр! И триста — недорого это…Какая наивность!Простите — перебил вас, вы коньячку или пива? Озирис[134]. Будда. Христос. Позвольте, один вопрос — Будет или не будет Хотя бы сковородка? Господи, за что Ты? И сил больше нет…Что сегодня на обед?Хе! Еще поживем на этом свете.Скажу вам — паштетик!В раю и на стуле.Господи, прости меня — богохульникаЗа то, что я, похоронив в саду Жучку,Оглянулся, сказал: «Ничего нет, и скучно».За то, что любишь загадкиИ с ними играешь в прятки.За то, что я кричал: ау! ау!За то, что я еще живу,Не оставив записки: «Засим довольно,Погуляли, никого не нашли и уходим по доброй воле!»За то, что ночью уговаривает маятник —Так всё начинается, так всё и кончается.За то, что я, как в раю, на стуле,За то, что я богохульник,Прости, прости меня, Господи!