Джейн немного удивилась, когда услышала стук открывающейся калитки, поскольку, по её разумению, муж должен был отсутствовать два дня, но потом равнодушно пожала плечами – значит, планы у него изменились, ну, так, какое ей до этого дело. Но шагов Бьорна по крыльцу и стука входной двери всё не было и не было, и Джейн выглянула в окно, чтобы посмотреть, что его так задержало, а потом увиденное заставило её рвануться к входной двери.
Открывшаяся ей картина испугала девушку ещё больше, чем то, что она смогла разглядеть в окно: Бьорн, почему-то в одной рубахе, лежал неподвижной тушей, а от его тела через всю заснеженную поляну перед домом тянулся кровавый след, сверкающий рубиновыми всполохами под мерцающим светом полной луны.
Джейн заметалась в дверях, но цепь не давала ей возможность выйти на улицу и помочь раненому мужу. А он, похоже, был без сознания. Она метнулась на кухню, смахнула с полок посуду и, став в дверях, начала кидать в него ложки, кружки, тарелки, пытаясь привести его чувство.
Бьорн очнулся от боли в плече – пущенная Джейн тарелка, наконец, попала в цель, и приподнял голову. В дверях стояла Джейн, отчаянно жестикулировала и мычала.
Бьорн из последних сил смог встать на карачки и проползти оставшиеся 20 метров до дома. А там уже ему помогала жена.
С помощью Джейн Бьорн вскарабкался на лавку и смог немного перевести дух. Джейн развела ему в кипятке обезболивающий порошок, который он выпил одним залпом, а потом растёрла спиртом его закоченевшее тело, как когда-то
он растирал её в лесу снегом, опасливо косясь на кровавое месиво его правой ноги.
Когда порошок начал действовать, Бьорн смог, наконец, оценить масштаб повреждения ноги, и понял, что пытаться расцепить сомкнувшийся вокруг лодыжки капкан, бесполезно. Ногу уже не спасти. Надо было быстрее, пока не началось заражение крови, отсечь ошмётки плоти и обработать рану антисептиком. Он прикидывал и так и этак, но всё равно получалось, что сам он это сделать не сможет, а значит, придётся просить об этом Джейн.
– Принеси топор, – скомандовал он жене, – и протри его виски.
Ничего не подозревающая Джейн выполнила просьбу мужа и протянула ему готовый топор. Но Бьорн покачал головой и сказал:
– Придётся
У Джейн от ужаса округлились и потемнели глаза, она в отчаянии замотала головой и попыталась отступить от лавки мужа, но Бьорн успел схватить её за руку, притянул к себе, наклонил и, твердо глядя в её перепуганные глаза, сказал:
– Если ты этого не сделаешь – начнется гангрена, и я умру. Больше некому, Джейн. Самому мне не сподручно, – и добавил после паузы – Пожалуйста… Сделаешь?
Джейн сглотнула комок ужаса, застрявший в горле, закусила губу и медленно кивнула головой в знак согласия. Она несколько раз поднимала топор, замахивалась, но не в силах была опустить его на окровавленную ногу мужа, пока он не заорал на неё:
– Да руби уже! Мать твою за ногу!
И Джейн, закрыв глаза, со всего маху с силой рубанула. На удивление, топор легко вошёл в плоть, только немного затрещали кости, а потом что-то тяжелое, металлическое упало на пол. Джейн открыла глаза и увидела окровавленный комок, покачивающийся, как мяч, на полу, и струйки крови, весело бьющие из ноги Бьорна. Запах крови ударил ей в ноздри, и она потеряла сознание.
– Джейн, Джейн, очнись. Прошу тебя! Джейн… – сквозь пелену возвращающегося сознания услышала девушка. Она собралась с силами и, пошатываясь, встала.
– Накали топор в печи и прижги рану, иначе я истеку кровью…
Джейн послушно выполнила просьбу мужа, и в доме резко запахло паленым. Превозмогая рвотный рефлекс, она несколько раз повторила процедуру, пока кровь перестала стекать с его ноги. Потом Бьорн велел засыпать его рану золой и остался лежать на лавке, а Джейн сказал отправляться в постель…
Ночью она несколько раз просыпалась, разбуженная тяжкими стонами мужа, а под утро у него началась горячка.
9
Пять дней и ночей Джейн мужественно боролась с болезнью Бьорна. Растирала его горящее тело виски, чтобы хоть немного сбить температуру, смывала пот, обтирала насухо и укрывала одеялами, чтобы он не простудился, когда жар стихал, поила горячим бульоном и отварами трав, висевших пучками у них в предбаннике, когда он ненадолго приходил в себя и мог глотать. Ещё несколько раз прижигала рану, когда она начинала кровоточить, и присыпала свежей золой. Словом, с лихвой отдала свой долг за своё спасение тогда, зимой.
Цепь с ноги она уже давно сняла, увидев ключ, висевший на веревочке на шее Бьорна рядом с крестиком. И её многомесячное оцепенение прошло. Джейн словно очнулась от какого-то морока. Она споро занималась делами, внимательно следила за состоянием мужа и твердо знала, что всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо! Никак иначе просто и быть не может!