Запомни, ты моя (СИ)

— Даже так? — смеется Никита и мне на душе сразу хорошо становится. Как же мне нравится слышать его смех. Громкий. Задористый. Он патокой по моим венам разливается. Именно этот смех пленил меня несколько месяцев назад, помимо всего прочего. Но стоит Никите заметить мою невольную улыбку, как она тут же прячется за нечитаемой маской. — Ну можешь не беспокоиться. Твой отель будет стоять на твоей незаконной земле, сколько угодно. Ты с Максом давно общался? Они совсем пропали с радаров.

— Не хотят вмешиваться в политику, — пожимает плечами Марат, а мне становится интересно, что еще за Макс. И почему, общаясь с Никитой, он не имеет отношения к политике. Особенно интересно, как сгорбилась спина Никиты при упоминании этого человека.

— К тебе его негатив не относится. Это все твой отец…

— Да ясное дело, — Никита снова кидает на меня взгляд. — Алену верни на прежнее место и ни о каком Питере не может быть и речи.

— Но я был уверен, что Алена сама хочет…

— Женщины так не постоянны. Но давай мы спросим у нее.

— А давай ты не будешь говорить обо мне как об отсталом в развитии ребенке. Спасибо, Марат. Я вернусь к работе прямо сейчас.

— Да уж. Там эти иностранцы, как с ума посходили. Ты не будешь выступать на конференции? — спрашивает он Никиту, но тот отмахивается.

— Нет. С финансами у меня беда. Я все время вкладываю не в то, — смотрит он на меня. Сволочь.

Наклоняю голову на бок, взглядом опаляя его наглость.

Он наверняка вспоминает сумму, которую он на меня потратил в Амстердаме. Я на утро все вернула, когда выяснила, что за русский передо мной. Когда узнала в незнакомце того, кого так долго любила. Никита тогда собрал раскиданные в порыве безумия и стыда деньги и поехал меня искать.

И спасибо ему за это, но он все равно потратил не такие астрономические деньги, как Роберто.

И именно на этой мысли открывается дверь, в проем которой залетает собственной персоной тот самый Роберто.

— Срочно уволить! Я забирать Лину с собой! — кричит на ломаном русском голландец, а я перевожу испуганный взгляд на Никиту. Но больше меня интересует то, как меня назвали. Последнее, чего я хочу, чтобы Марат Александрович узнал хоть что-то о моем прошлом.

— Какая Лина? — не понимает Марат, но Никита резко загораживает меня, и Роберто неловко смеется, хотя я почти слышу рычание.

— Это мы так тебя разыграть решили…

— А в чем был розыгрыш? — интересуется начальник, пока Никита уже буквально выталкивает Роберто, а я, нервно смеясь, закрываю за нами двери. Пару секунд наблюдаю за открытым ртом Марата. Но лучше пусть думает, что мы идиоты, чем знает правду.

Никита толкает Роберто к стене и говорит с ним по-английски. Довольно неясно, ибо его нервы уже на пределе.

— Кто ты, бля, такой и что тебе нужно…

— Я приехал за Линой… — отвечает тот.

— Ах, за Линой, — дергает Никита бледного голландца и бьет его затылком о стену. Жестко так.

— Лина мертва. И тебе это надо уяснить. Иначе твое хилое тело тоже внезапно пропадет…

Роберто начинает потеть, скашивает на меня взгляд. А я что? А я все еще с коробкой. И произношу по-голландски.

— Я больше не проститутка. Вам лучше уехать.

Голландец поджимает губы, отталкивает Никиту и оправляет свой светлый пиджак…Где-то я видела этот оттенок.

— Пусть эта русская обезьяна говорит, что хочет, но завтра я вернусь.

— Зачем? — почти открываю рот от шока. Да что ж меня одни бараны окружают?

— Хватит болтать! — орет Никита, и тут дверь открывается, и выглядывает Марат, а я начинаю чувствовать себя актрисой второсортной комедии.

Роберто уходит, бросая недовольный взгляд на Никиту, и смачно выругиваясь. Марат дергает одной бровью в удивлении, а Никита забирает у меня коробку и почти спокойно спрашивает:

— Где твой кабинет?

Я иду его показывать, всю дорогу думая, зачем Роберто снова со мной встречаться. Ему ясно дали понять, что я больше не продаюсь, да и его перемещения Никита явно будет фиксировать.

Он, конечно, богатый, но у него нет защиты от Самсоновых, которые, похоже, считают себя чуть ли не королями жизни.

Все за всех решать — это в их стиле.

Стоит закрыть дверь моего кабинета, Никита тут же повторяет прием «Роберто». Только если затылок того был вбит в стену. Мой удар смягчила крупная ладонь.

Но губы не нежные. Наоборот, кажется, что он меня наказывает, снова и снова жаля языком. Снова и снова кусая губы, пока его руки уже начинают жить своей жизнью, буквально пытаясь содрать с меня кожу. Я же отвечаю, руками его плечи сжимаю, в рот хнычу. Пытаюсь найти в себе хоть каплю сил отказать. Но как же мне этого не хватает. Силы, грубой, порой непозволительно пошлой. Тела, наглого напора. И просто возможности не думать. Просто задыхаться и ощущать каждой клеточкой любимого мужчину.

— Никита, — давай же думай, Алена. У тебя мало времени, потому что его ушлые пальцы уже дергают пуговицу джинс, а твои груди и того прочего оголены, чтобы он совершал порочное волшебство с их вершинами. — Никита, ты только что вернул… Вернул мне работу, чтобы меня уволили?

Давлю в себе похоть и стискиваю ноги, между которыми потоп.