Отправляюсь домой в приподнятом настроении, даже не особо расстраиваясь из-за пробок. Не забываю заехать за вином и, недолго думая, покупаю еще одну пачку памперсов. Симпатичная девушка за кассой рассматривает меня с открытой улыбкой. Причем думаю, памперсы в руке дают мне больше балов, чем подкачанное тело и ухоженный вид.
— Если что, — говорит она, когда пробивает покупки, — я работаю до восьми.
Еле сдерживаю смех и киваю.
— Хорошего вечера.
Паркуюсь возле дома еще через десять минут и, посвистывая, здороваюсь с консьержкой Людмилой. Приятная женщина. Поднимаюсь на лифте на наш пятнадцатый этаж и вставляю ключи в дверной замок. А на пороге замираю, как под взглядом медузы Горгоны, потому что из гостиной доносятся отчаянные рыдания.
Глава 58. Никита
Да простит меня Алена, но бегу я сразу в детскую, и меня накрывает скользкий страх, потому что люлька, где пацан любил бултыхать ногами и беззубо улыбаться, пуста. Я мчусь на кухню, застаю Алену на полу и сразу начинаю трясти ее, не понимая, почему при опасности, любой опасности она сразу не позвонила мне, почему не боролась за нашего ребенка.
— Алена! Твою мать, прекрати рыдать и скажи, где Лев?!
Мантра «Лев» срабатывает, и она, шмыгнув последний раз, моргает пару раз и смотрит непонимающе.
— А что за паника? Ты чего такой взъерошенный? Купил вина?
Меня как обухом по голове.
— Ты больная? Где сын, говорю! Какое вино?!
— Так Мелисса забрала на день. Завтра поедем к ним, у твоего отца день рождение, если ты забыл.
Она говорит так четко, так разумно, как будто не ревела на разрыв мгновение назад. Сажусь на задницу и встряхиваю головой. Вообще ничего не понимаю. Тру лицо и сдерживаю желание снова трясти будущую жену, требуя ответа, что за выверты в конце дня.
— Ты пила?
— Еще нет, а что?
— Так какого хрена ты тут ревела как белуга?! Я что, по-твоему, должен был подумать!
— Ну точно не то, что я сижу и реву по нашему сыну, а не бегу его искать. Ты реально думал, я дам его забрать?
— Тогда почему ты ревела? Хватит зубы мне заговаривать!
— Ну… — она мнется, губы облизывает, а я вспоминаю, что нам нельзя, и минетом здесь не обойтись. — Я курицу сожгла. Три раза сегодня сделать пыталась. Твоя мама сказала, ты всегда любил это блюдо.
— Курица? — слов нет. Поднимаюсь и иду в ванну. Иначе семейная жизнь начнется с оскорблений умственных способностей. — Курица…
— Никита… — осторожно плетется за мной Алена и встает у зеркала, мягко поглаживая мое плечо. — Я не имела цели испугать тебя. Я просто хотела, чтобы этот день был идеальным.
— С чего бы? — прополаскиваю лицо и смотрю на мнущуюся Алену в зеркало. У меня такое ощущение, что она даже покраснела. И это точно не от слез.
— Ну. Недавно я была у врача, — начинает она частить, и меня колотит. — Он разрешил полноценно заниматься сексом. Но предупредил об опасности зачатия. Поэтому я подождала, когда начнутся месячные, начала принимать противозачаточные, и вот они уже закончились и нам можно не бояться. Поэтому я хотела приготовить идеальный ужин, хотела, чтобы этот день запомнился нам надолго, а эта дебильная курица вечно пропекается снаружи, а внутри такая же сырая… А-а-а-а! Никита! Мне больно!
Она продолжала кричать и упираться, пока я нес ее в нашу спальню, продолжала упираться, пока я с треском ткани рвал на ней домашний костюм в зайчиках, верещала, даже когда развернул на живот и шлепнул пару раз для порядка, но замолчала, когда, толком не сняв одежду, я вошел в нее. Замираю и просто дышу, часто, порывисто, чувствуя, как по телу текут реки гнева, трансформируясь в жидкое желание. Такое острое и жгучее, что хочется замереть в этой позе и не двигаться весь этот долгий день, который я не выпущу Алену из постели. Буду наказывать за глупость, наказывать за тайны, наказывать за свой страх и любить, потому что она действительно отпустила прошлое, если ревет из-за какой-то чертовой курицы.