— Никита, — слышу сквозь шум в голове родной голос и стискиваю обе ее груди, надежно фиксируя чертовку, принимаясь двигаться резко и сильно. До вскриков. До пошлых звуков. До сладостного шепота. До голодных взглядом, стоило сменить позу. Алена и сама не отставала, рвала на мне одежду, так, что пуговицы отлетали в разные стороны, прижималась всем телом, не на минуту не тормозя этот танец долгожданной страсти. Она как обезумевшая целовала меня, стискивала внутренними мышцами. И больше не было прошлого, будущего, даже настоящее померкло, потому что остались только мы и обоюдное желание, которые я выплескивал в нее раз за разом. А она отвечала глухими стонами и конвульсиями тела, от которых вроде бы потухший огонь возгорался с новой силой. И казалось, этому не будет конца. То она седлала меня, мучая медленными движениями идеальных бедер и подпрыгиванием полной молока груди, то я переворачивал ее и кайфовал от того, как ее ножки смотрятся на моих плечах. То мы просто целовались, смотря друг другу в глаза и посмеиваясь над дикими повадками давно некормленых животных. И каждый знал, что это всего лишь передышка. Нам нужно многое наверстать, пока мы одни, пока никакие бытовые проблемы не волнуют наш разум, оставляя место только инстинктам и любви.
— Я люблю тебя, паникер, — еле шевелит она языком уже под самое утро и закрывает глаза, а я смотрю на ее лицо и балдею, что те фантазии и мечты, которые я лелеял с пубертатного возраста, стали реальностью. Той реальностью, за которую я буду биться до конца. Я вырвал счастье у судьбы и больше не отпущу его.
— И я люблю тебя, плакса. Кстати. Хочу построить семейный отель.
— Угумс, — прижимается ко мне Алена, закидывая ногу на бедро, пока я пьяно поглаживаю ее влажное тело.
— И хочу сам нарисовать эскизы, которыми будут украшены стены, — эта идея захватывает, и я оставляю Алену спать, а сам иду в свой кабинет, разгребаю завалы бумаг и ставлю чистый лист бумаги. Но рисую почему-то не малыша, а Алену, которая кормит Льва грудью. На самом деле ничего порнографичнее не видел.
— Извращенец, — смеется на ухо Алена и ставит поднос с кофе и горячими круассанами. — Но, по-моему, очень красиво.
— Очень, — киваю я, отпивая горячий капучино и откусывая круассан. А потом лезу в карман брюк, который надо бы бросить в стирку. И тут как тут коробочка с кольцом, которую я ставлю на поднос, пока Алена рассматривает рассвет в панорамном окне. Хмыкает.
— Ты хочешь на мне жениться, потому что я хорошо готовлю круассаны?
— Точно. Всегда мечтал о жене поварихе, — смеюсь я, щипая Алену за грудь, за что получаю толчок в плечо. — На самом деле подумай, чем хочешь заняться. Открыть кондитерскую?
— Нет, — качает она головой. — Буду пока Вике помогать с проблемными иностранцами. Я соскучилась по работе, а она в это время пусть возится со Львом, ей полезно. Ну и буду ждать, когда ты семейный отель откроешь. Думаю, моя помощь тебе понадобится.
— Тогда надо будет рабочий стол покрепче, — думаю вслух, за что снова получаю тычок в плечо, но вижу, что Алена становится очень серьезной.
— А политика? Ты не думал продолжить карабкаться наверх… Знаешь, думаю, моя книга…
— Не сейчас. И не в этом году. И точно не в следующем. Мы вернемся к этому разговору, — обещаю себе, Алене. — Но пока я хочу просто наслаждаться тем островком счастья, который выделила нам судьба.
Отбираю у Алены кофе, тяну ее к себе на колени так, что она седлает меня и быстрыми движениями растягивает ширинку, шепчет на ухо какую-то пошлость, от чего я, уставший порядком, получаю новый заряд энергии.
— Как считаешь?
— Идеальный план, любимый. Самый лучший, — шепчет она, приподнимаясь и садясь снова, затевая бой измученных страстью тел.
Эпилог. Пять лет спустя. Алена
— Алена? Ты скоро? — зовет меня Никита, пока я пытаюсь попрощаться со Львом. И я была бы более рада, не желай он меня отпускать, но все происходило с точностью наоборот.
Я вцепилась в него и боюсь оставлять больше чем на пару дней. А поездка в Петербург займет целую неделю. Там нас с Никитой ждет важное благотворительное мероприятие, которое каждый год проводится в разных городах. Обычно муж ездит один, но в этом году я наконец решилась опубликовать свод книгу и мне просто необходимо что-то сказать после того ажиотажа, который произвела моя история.
— Алена, ты его задушишь, — уже волнуется Мелисса, а Аня задорно смеется.
— Обычно сыночки вырастают маменькиными, а тут мамочка сыночка…
— Поговори мне еще, — журю я ее и все целую малыша последний раз, потом Мелиссу и Аню. — Вы только это…
— Да иди уже, — буквально выпихивает меня этот несносный подросток и перед носом дверь закрывает. Перед этим не забывает язык показать. Вроде четырнадцать, а в голове черти одни…
Спускаюсь, пытаясь найти в себе хоть толику беспокойства, но его как назло нет.
— Что? — смеется Никита. — Опять из-за предчувствия прием пропустим?