Эта грозная симптоматика тревожила Косарева, но он, как многие в окружении Сталина, полагал, – скорее, был вынужден полагать! – что партии лучше знать, как справляться с голодом и даже как заткнуть голоса тех, кто распускает слухи, паникует или явно преувеличивает.
Постепенно это стало ясно даже для людей, хорошо знавших, что делается в стране. Вся эта ситуация на фоне хвалебной трескотни, маршей по радио, бодрых кинокомедий, когда всем должно быть «легко от песни веселой».
Безусловно, всех утро должно было встречать прохладой с «песней гудка» и все обязаны были привыкнуть к многометровым кумачам с изображением Сталина. Другой страны как бы не существовало. Виделась только одна – «страна мечтателей, страна ученых».
И арестованный в 1938 году Косарев, бесспорно, когда его везли в тюрьму, мог видеть из воронка в числе других портретов на стенах домой и свой. Они были не только в Москве, а по всей стране.
Слишком долго он был любимцем Сталина – что никого не удивляло и ни от кого не скрывалось! Иногда, чтобы добраться до Сталина, действовали не только через Поскрёбышева, членов политбюро или Надежду Аллилуеву, – шли на поклон к Косареву. И еще неизвестно, экстраполировалась ли популярность Сталина на вожака комсомола, или он имел свою заслуженную славу?
Я думаю, во многом свою славу. И не только благодаря должностям – Косарев был кандидатом в члены и членом Оргбюро ЦК ВКП(б), членом ЦИК СССР 5–7 созывов, депутатом и членом Президиума Верховного Совета СССР первого созыва, депутатом Верховного Совета РСФСР, облачен другими высокими званиями, регалиями и полномочиями.
Его любили «в массах» почти как Кирова за демократичность, человеческую отзывчивость, простоту, смелость. Поэтому его имя при жизни – после смерти отменили! – носили пограничные заставы и отряды, Центральный аэроклуб Осоавиахима, нефтеналивное судно Волжского речного пароходства «Александр Косарев», поселок и ударная шахта на золотых приисках Алдана, Научно-исследовательский горноразведывательный институт Наркомата тяжелой промышленности СССР, станция на Южной дороге.
Был даже танк «Косарев» – новейшей конструкции, находившийся на вооружении Белорусского военного округа.
Но в ноябре тридцать восьмого мой дед, комсомольский вождь всего СССР, лежал на грязном линолеуме Внутренней тюрьмы Лубянки вниз головой в луже рвоты и хрипел от бессилия.
На допросе в 1954 году свидетель этих пыток бывший капитан НКВД Козлов даст следующие показания: «Макаров держал Косарева за ноги, Родос за голову, а Шварцман бил его резиновым жгутом».
А хрипел Александр Васильевич примерно о том, что, если б товарищ Сталин знал, во что Ежов превратил наркомат внутренних дел, он бы заставил снести НКВД, а Ежова с Берией подвесил бы за срамные места у Лобного места.
Но Сталин, разумеется и вне всякого сомнения, знал всё.
В 1932 году товарищ Сталин, например, отлично знал, что Косарева называют «младшим генсеком», а кое-кто прочит его к нему в преемники. Но никак не комментировал это, усмехаясь в усы.
В апреле проводили парад физкультурников, значкистов ГТО. Парад принимали с ленинской гробницы Сталин, Ворошилов, Каганович, Микоян, другие важные фигуры. А Саша Косарев вместе с главой Всесоюзного совета физкультуры и спорта Антиповым и с главным профсоюзным боссом Шверником, а также с Ягодой стояли на сквозняке в воротах Спасской башни.
Они ждали командующего парадом.
Начальство с трибуны мавзолея с интересом на них поглядывало.
Ягода стоял впереди по направлению к Кремлю, а Косарев за ним. Тем не менее, подъехавший на лошади командующий физкультурным парадом, игнорируя Ягоду и через его плечо, обратился к Косареву.
– Товарищ генеральный секретарь Центрального Комитета комсомола! – зазвенел усиленный радио его голос на всю площадь. – Участники парада физкультурников построены! Разрешите открыть парад!
– Разрешаю, – спокойно сказал Косарев, оглянувшись на наркома.
Лицо Ягоды исказила такая злобная гримаса, что Косареву стало не по себе.
Командующий процокал на площадь отдавать другие приказы.
Сталин ухмылялся.
И в тот же день перед ночным совещанием он не преминул заметить наркому внутренних дел:
– Что же это не ты парад принял, а Косарев?
Ягода промолчал. Это был риторический вопрос и насмешка. Но Ягода с Косаревым, до самого своего снятия с должности, ареста, суда и расстрела, держался холодно.
Осень 1932 года выдалась неудачной и тревожной для всей страны, не только для Косарева.
Голод на Украине принял такие масштабы, что Сталин велел прекратить любой экспорт зерна и увеличить хлебозаготовки. Добиться производительности от крестьян, силком загнанных в колхозы, также без применения насилия и репрессий не удавалось никому. Неухоженные поля не родили хлеб, засуха снижала урожай больше, чем людская лень и пьянство.
Империя была велика.
Нет хлеба на Украине, есть на Северном Кавказе, и задача встала как перед Гражданской войной: не продразверсткой или продналогом, а просто под дулом карабина опустошить амбары, заставить людей отдать всё до зернышка.