«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Сидя за одним столом при других гостях, он сворачивал трубочки из бумажек, надевал их на пальцы Поскрёбышева, поджигал и весело при этом смеялся, показывая на несчастного пальцем. Помощник корчился от боли, но сбросить горящие колпачки не решался, потому что лучше было получить ожоги, чем лишиться головы.

По свидетельству Светланы Иосифовны Аллилуевой, Сталин в марте 1939 года вынудил Поскрёбышева лично представить Сталину на подпись документ в прокуратуру по поводу ареста его жены — Брониславы Соломоновны Металликовой-Поскрёбышевой. Ненавистного помощника вождя подставил Берия. А жену обвинил в связях с Троцким и подрывной деятельности против советской власти.

Помощник попытался защитить жену, напомнить, что у них дети, на что Сталин сказал:

— Так как органы НКВД считают арест вашей жены необходимым, так и должно быть! — Но увидев растерянное, убитое лицо Поскрёбышева, рассмеялся и добавил: — Сашка, в чем дело? Тебе баба нужна? Так мы тебе найдем!

И что же? Он никого не просил, стоически переживая разлуку с женой, но вскоре в его квартире появилась молодая женщина, которой было предписано вести хозяйство генерала.

Что же касается Косарева, то Поскрёбышев, когда мог, старался вывести моего деда из-под удара: сейчас не заходи, у него Ежов… Саша, хозяин нынче зол, ругался с Туполевым… Давай перенесем эту встречу на денек-другой, а я хозяину скажу, ты вовремя приходил?..

Поэтому, получив письмо от Марии Нанейшвили, он снял трубку, сделал пару звонков, и вскоре мою маму Елену Александровну перевезли на Крайний Север. Там она не просто поселилась вместе с бабушкой, но стала работать в ее подчинении.

Боже мой, во время ареста отца ей было восемь. Сейчас — девятнадцать! Но вот им вдвоем, по словам тирана, «жить стало легче, жить стало веселей». Ладно, ничуть, скажем, не легче. А веселей в том смысле, что какая же мать не обрадуется возможности быть вместе с дочерью хоть в гетто, хоть за колючей проволокой концлагеря?

17 декабря 1953 г. Мария Викторовна из Норильска написала письмо председателю Совета Министров СССР Маленкову, чтобы ее реабилитировали. В нем она привела многие подробности своего ареста и ссылки, о которых я уже писала. И в частности, сообщила:

«Все эти факты можно легко установить. Если жив Косарев (моя несчастная бабушка все еще надеялась, что дед жив! — А.К.), он повторит всю эту историю слово в слово. Думаю, что Багиров и Берия тоже не забыли об этом. Как происходил мой арест, могут подтвердить и комендант Жданов, присутствовавший при аресте, и работники ГУГБ, производившие арест. Моя первая следовательница Хорошкевич тоже знала, что я арестована только волей Берии.

После того как меня арестовали, стали подбирать обвинения. Законченный материал следствия прокуратура вернула обратно, так как там не было основания для осуждения. Тогда снова началось следствие, только уже другого характера.

Меня допрашивало сразу по 5–6 человек, ругаясь площадной бранью, издеваясь и применяя недопустимые на следствии приемы. Несмотря на мое упорное отрицание принадлежности к какой-либо организации, я была все же осуждена, как член правотроцкистской организации, в которой я никогда не состояла.

Мне кажется, что в свете вскрывшихся обстоятельств, разоблачивших Берию, к пересмотру моего дела есть все основания, о чем я и прошу Вас.

Мария Нанейшвили.

Нахожусь в ссылке в г. Норильске Красноярского края. Адрес: Норильск, 21-й квартал, д. 66, кв. 45».

Прошло полгода. Какие-то шестеренки в машине, построенной Сталиным, соединились как надо, завертелись, и 9 мая 1954 года к ней домой явились сотрудники норильской госбезопасности, сообщили ей о полной ее реабилитации.

Она впервые узнала, что муж не умер от воспаления легких, а был расстрелян 23 февраля 1939 года, за год до казни ее отца, Виктора Нанейшвили. Чтобы не затруднялась с дорогой, бабушке даже выделили самолет, на котором она вылетела в Красноярск, а оттуда в Москву для встречи с генералами из Военной коллегии Китаевым и Чепцовым.

Едва завидев генералов в Москве, Мария Викторовна принялась сразу же хлопотать об освобождении и реабилитации дочери, оставшейся в Норильске. Ей ответили, что вопрос практически решен, Елену Косареву вскоре также доставят в Москву.

— В наручниках? — мрачно пошутила бабушка.

— Перестаньте, что вы говорите! — Генералы, не понявшие иронии, замахали на нее руками. — Какие могут быть наручники?

Бедная страна!

Круг мучений вдовы Косарева замкнулся.

Вынужденная одиссея вырвала из ее жизни шестнадцать лет! Кто знает, сколько всего она смогла бы за это время достичь! И до самой кончины Мария Викторовна — с навеки обмороженными руками и доброй душой — жила ради публичного отстаивания честного имени Косарева, боролась на проведение вечеров его памяти, за публикации и фильмы. Ради дочери и внучки.

Помимо этого она помогала многим людям ускорить пересмотр дел в ходе реабилитации, получать квартиру, работу, компенсации.

Вот как моя мама характеризует мою бабушку в воспоминаниях для музея Дома на набережной: