– Рублей?
– Долларов.
Глаза женщины округлились.
– Сумасшедший миллионер?
– Если тебя это напрягает, то можешь считать остатками гонорара.
– Певец капиталистического строя?
– Скорее, анархии.
Женщина с таким чувством выдохнула из лёгких воздух, что её полные губы захлопали, словно простыни на ветру:
– И что я за эту сумму должна сделать?
– Станцевать для друзей «Хабанеру»
– Шутишь?
– Закрыться в гостиной и ждать, пока мы не закончим разговор.
– А если я против?
Кутасов сдержанно прочистил горло:
– На твоём месте я бы не стал на этом настаивать.
– Хочешь, чтобы я растеряла клиентов?
Мужчина невесело улыбнулся:
– В России ты можешь их растерять только в одном случае: если завтра решишься на операцию по смене пола, – он вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.
В ванной было не повернуться. От комнат размером два на два метра его тошнило с детства. Он мельком глянул на своё отражение и присоединил к пистолету глушитель. Во рту пересохло. Он жадно припал к крану. На секунду он вспомнил о женщине. Нет, сейчас она была явно не тем, о чём следовало помнить.
В дверь позвонили.
Держа пистолет стволом вниз, Кутасов прошёл в прихожую. В гостиной вовсю гремела музыка. Встав у порога, он отомкнул замок и распахнул дверь. Стоявшему на лестничной площадке парню было лет восемнадцать-двадцать. Кутасов выстрелил ему в лоб и, шагнув за порог, успел пальнуть ещё раз. Ему дружно ответили. Кутасов упал. С верхнего этажа быстро сбежал мужчина и, направив на танцора пистолет, дважды нажал на курок. Несколько секунд – и в подъезде снова повисла тишина.
Услышав шум, женщина сунула бумажник Кутасова под диван, допила оставшийся в рюмке ром и, пригладив волосы, вышла в прихожую. Из дверного проёма несло пороховой гарью. По тому, как на лестничной площадке лежали тела двух мужчин, она сразу поняла, что ей снова «повезло». Она закрыла ладонями рот и на секунду застыла. «Так они не договаривались». Она хотела выматериться, но не смогла. Этажом выше хлопнула дверь. Она метнулась к телефону и, лихорадочно тыча на кнопки, стала набирать номер дежурной части.
Слушай себя, раз
С реки, напоминая об общечеловеческих ценностях, ненавязчиво дул лёгкий ветерок. Я дал закрыться за собой дверям РУВД и с удовлетворением отметил, что за те несколько часов, которые я потратил на опрос участников драки, душный знойный полдень успел плавно перейти в тёплый летний вечер. Когда тебе двадцать восемь, ты здоров и тебе кажется, что весь мир существует лишь для того, чтобы ты не чувствовал себя одиноким, дефицит в общении с женщинами ощущается особенно остро.
Я достал мобильный и сообщил о своей проблеме Ирине.
– Позавчера ты уже обещал рождественскую сказку, – вяло откликнулась она.
Рождественской сказкой были два билета на спектакль столичных гастролёров, на который из-за напряжённой криминальной обстановки в районе мы так и не попали.
– Они об этом ещё пожалеют, – опрометчиво пообещал я, имея в виду своих подопечных.
– Отработать такое количество обязательств не удавалось даже Хоттабычу, – строгим голосом напомнила Ирина. – Ты заигрался, мент!
– Такое один раз случалось даже с Юлием Цезарем, – не стал отрицать я.
– В отличие от тебя, он не тратил личную жизнь на борьбу с криминалитетом!
– Памятуя о том, как он закончил, в этом не смог бы усомниться только наш суд, – сказал я.
– В таком случае я с ним полностью согласна.
По-видимому, сегодняшний вечер мне снова предстояло потратить на очередную реабилитацию.
– Через пятнадцать минут мы с Юлием попробуем доказать тебе обратное, – сладким голосом пообещал я. – Ожидайте, мой конь уже грызёт удила.
Я заехал в универсам и купил две бутылки красного, килограмм маринованной свинины, флакон гранатового соуса, несколько пучков зелени, пару помидоров, плитку шоколада и баллон брусничного морса. В-общем, обычный реквизит массовика-затейника – если, конечно, бутылку красного вовремя заменить бутылкой водки.
Я попытался вспомнить, когда последний раз мы с Ириной выбирались за город. Получилось, что давненько: на Пасху. Да, убедить общественность, что личная жизнь моей дамы переполнена увлекательными событиями, не смог бы даже такой виртуоз пропаганды, как Геббельс. В старости я, вероятно, об этом вспомню и даже попробую что-нибудь по этому поводу прошамкать. Вот только интересно, что?
Старый город утопал в зелени. Я проехал по тенистой улице до площади Пушкина и, свернув под полукруглую арку, оказался во дворе сталинского пятиэтажного дама с жёлтыми стенами и эркерами. Большую часть просторного двора занимала детская площадка. Я приткнул «десятку» за новеньким Фольксвагеном и, глянув на окна Ирининой квартиры, прошёл к подъезду.
Стоило подняться на второй этаж, как в нос ударил знакомый кисловатый запах. Принюхиваясь, я вскарабкался этажом выше. Запах лишь усилился. На четвёртом этаже казалось, что порохом пропитаны даже стены. В подъезде явно стреляли – и причём недавно. Вот только в кого?