Запорожье, год 2018-й

Именуется он Пяточным. Камень, установленный напротив Пяточного, названия не имеет, хотя он в храме, пожалуй, самый главный — вроде алтаря. Так я понял, когда разглядел, что изображено на этом камне: свастика, древний символ солнца, древний символ счастья, если хотите.

И храм, следовательно, величать нужно не семивратным, а солнечным — храмом Солнца и счастья. Свастику на камне — она, к слову, левосторонняя [в отличие от правосторонней фашистской] можно увидеть только при особом, контрастном, освещении — очень уж давно она нанесена была на камень: 12 тысяч (!) лет назад — столько, кстати, храм существует на берегу Днепра. А первые известные истории изображения свастики датируются… седьмым тысячелетием до нашей эры. Техника нанесения знака солнца просто поражает: на сером, вроде бы, невзрачном камне имеются, если внимательно присмотреться, красноватые вкрапления, которые и складываются в свастику. Причем она взята в круг из таких же красноватых вкраплений. Я даже предположить не могу, как это можно было сделать на валуне, изъятом в древности из Ненасытецкого порога [что некоторые камни храма Семи врат некогда в Днепре — на стремнине, находились, свидетельствует их вид: уж очень они отшлифованы. Так речные валуны только стремительная вода может обработать]. Похоже, без вмешательства жреца Мерлина, принимавшего, как известно, участие в строительстве Стоунхенджа, на Днепре дело тоже не обошлось. Шучу, конечно, потому, что ответа на свои вопросы не имею. Между прочим, Мерлин был родом из наших мест.

Древнее изображение свастики на берегу Днепра

Древнее изображение свастики на берегу Днепра

Древнее изображение свастики на берегу Днепра

Древнее изображение свастики на берегу Днепра

Древнее изображение свастики на берегу Днепра

**

Пара лебедей на пруду воспитывает шестерых птенцов

Пруд этот находится в селе Таврическом, что в Ореховском районе. Пруд там просторный, места для любой живности хватает.

Обычно на нем хозяйничают дикие утки — крохотные, что голуби, да чайки. А нынче на пруду миговцы увидели лебедей. Вероятно, эта та самая пара, которая минувшим летом вывела в Таврическом семерых лебедят.

Только сейчас у них шестеро деток, еще не имеющих присущей лебедям белой расцветки.

Пара эта очень осторожная — из собственного опыта знает, что самое опасное явление на свете — это человек. Именно он, человек разумный, как он сам себя, гад, называет, в минувшем году — в сентябре, поджег удовольствия ради берег пруда в Таврическом, лишив тем самым лебедей не только родного гнезда, но и кормовой базы: лебеди вегетарианцы, в пищу используют исключительно корневища растений. А растения те в одном месте пруда в том сентябре выгорели до уреза воды.

Однако родину не выбирают — лебеди простили людям их подлость и нынче вновь вернулись в Таврическое.

Только еще более осторожными стали. Завидев нас, например, лебедь папаша чуть отстал от своего семейства: решил последить за нами и отвлечь нас, если что. Или даже напасть, если бы возникла угроза для жизни его деток. Лебеди только с виду добродушные — в случае опасности они действуют быстро и решительно: бьют врага мощными крыльями.

Заметив же, что мы медленно идем по берегу, не проявляя агрессии, лебедь неспешно — опасности ж видимой нет, подплыл к стайке птенцов, которые все это время оставались возле матери, и, возглавив махонькую птичью эскадру, по прежнему неспешно, по-адмиральски гордо, я бы сказал, повел ее по глади пруда к дальнему берегу — туда, где год назад полыхал огонь пожара и где нынешним летом трава затянула пепелище.

При этом малыши — все шестеро, выстроились… в кильватерную колонну — один за другим следовали за отцом.

«Гуськом пошли», — прокомментировал мой коллега, с чем я не согласился: они ж не гуси, хотя и состоят с ними в родстве. А лебедком [вместо гуськом] у нас говорить не принято. Так и возникла у меня, бывшего моряка, ассоциация с крохотной кильватерной колонной. Такой колонной — один за другим, корабли в поход уходят из порта.

Я непроизвольно помахал лебедям рукой, как машут уходящим в море кораблями, и мысленно пожелал им удачи. Она им, как я понимал, очень понадобится в жизни.

*

Одно из первых литературных упоминаний о лебеде можно встретить в русской летописи, которая известна многим как «Повесть временных лет»:

«І були три брати: один на ймення Кий, а другий — Щек, а третій — Хорив, і сестра їхня — Либідь».

Получается, что красивое слово «лыбедь» известно было в Киевской Руси, по крайней мере, с двенадцатого века — именно ведь двенадцатым веком датируется «Повесть временных лет» летописца Нестора [если кто не в курсе — его мощи ныне пребывают в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры].