Заповедь речки Дыбы

— Во-во. Слыхал про твои подвиги. — Наставительно и укоризненно произнес Мишка. Голос его окреп, в нем появилась ирония и, пожалуй, снисходительность. — Проценты ломил — два задания за сезон. Ну и что? Вот быстрее и износился. Да еще в горах небось рабочего одного не добирал, сам за него вкалывал. Экономия, конечно, а тебе за это денежку добавляли. А что она, эта денежка? Два червонца и весь шиш до копейки. Так ведь? — торжествующе выпалил Мишка.

— Да. Так, — просто ответил Солдатов и посмотрел на Мишку уже твердо, тяжелым своим, долгим взглядом, в котором едва угадывались усталые смешинки, которые и вселяли надежду, что глаза его все-таки не злы.

— Вот-вот, — Мишка взял из пепельницы дымящуюся сигарету, но она истлела, и он со смаком закурил новую, несколько раз глубоко затянулся и отвалился на спинку стула. — Ну, не выполнил бы задания, ну, значит, нельзя. В следующем году можно сделать. Сейчас не война, зачем здоровье гробить. А? Кому это надо. — Мишка говорил искренне, с болью даже.

— Что же поделаешь, если так складывается. Есть же сроки. Карты ведь нужны, — возражал Солдатов.

— Тут с какой стороны ни подойди… — не слушал Мишка. — Можно и в три года выложиться, а потом какой от нас толк. Будешь на уколах жить. А может, лучше потихоньку два-три десятка лет в поле тянуть? А? Может, так-то больше пользы принесешь? — Мишка поставил чашки и разлил чай.

— Так-то оно так, — опять нехотя возразил Солдатов, — да ведь условия везде разные. Есть Север, есть пустыня. — Он хотел сказать, что есть еще Крым, но там работы всем не хватит желающим. Но вовремя осекся и прибавил другое: — А есть средняя полоса, Европейская часть России, Кавказ — там же и климат полегче и снабжение получше, потому что — жилуха.

— Ладно. Это, конечно, верно говоришь, но себя беречь надо. Давай-ка, — Тулупов щедро повел рукой на чашки. — Заварочка. В буфете нашем достал. Ну, сам понимаешь, — заюлил глазами, — не всем. Любителям, — подмигнул он Солдатову. — Тебя познакомлю, и у тебя будет.

— Да брось. Не хлопочи, — смущенно отказался Солдатов. — Я в лесу в котелке завариваю на костре, там любая трава с дымком хороша.

— А вот я слышал, — тихо, задушевно, прихлебывая с видимым удовольствием пахучий чаек, заговорил Тулупов, — ты ни разу из своей бригады ни одного бича не прогнал. Что ни разу лодырь не попался — не поверю. Воспитывал, наверное, а сам за него работал в процессе, так сказать, трудового воспитания. Знаю, не один ты такой. И я пробовал. И какая же здесь справедливость, что ты за него ломался, а он зарплату получал? Он раз съездил — и в жилуху, а наше дело из года в год, без отдыха, — вкрадчиво вопрошал Тулупов. — И потом… Как-то странно повелось у нас. У всех людей, как у людей: отработал восемь часиков — и до свидания, всего наилучшего. А мы — круглосуточно, только и оторвешься, что поесть да поспать. Ну, бывает, погода испортится, лежим. Но что это за отдых за такой, я спрашиваю, когда лежишь и от холода дрожишь.

Солдатов потерялся и не знал, что отвечать. Он заговорил о ребятах, с которыми довелось работать три сезона назад. Очень хотелось узнать, как они потрудились в жарких странах, и Мишка удовлетворил любопытство — знал в подробностях, заинтересованно.

И поздним вечером, проводив Тулупова, и позже он вспоминал Мишкины слова, мысленно повторял непростые вопросы. Не потому, что раньше такого никогда не слышал. Нет. Но теперь, для себя самого, важно было ответить.

Через несколько дней к Солдатову заехал человек, которого он никак не ждал и которому, сам удивлялся, почему-то обрадовался.

Когда Солдатов видел красавицу «Волгу» «ГАЗ-24», плавно кланяющуюся выбоинам и стремительно рвущую ветер на гладком прямом шоссе, в нем не раз царапалась зависть к счастливому владельцу.

Действительно, это замечательная машина. Он всегда уважительно и опасливо переходил перед нею дорогу, потому что, увидев еще издали, знал и твердо помнил, что, обладая мощным двигателем и большой скоростью, она настолько приземиста, настолько отвечает обтекаемыми формами своей неудержимой скорости, что совершенно незаметно ее движение вперед, обманчиво думать, что она еще далеко. И будьте уверены, торопитесь уйти с дороги, ибо через очень малое время она будет уже опасно рядом и трудно ей тогда свернуть с привычной инерционной прямой или остановиться — даже если на пути человек.

Под такую вот красивую автомашину, однажды вечером, чуть было и не угодил не освоивший еще как следует правила уличного движения, не привыкший никому уступать в тайге дорогу старый и мудрый Дик.

«Волга» рванулась из-за поворота неожиданно, как из засады. Правда, тут же резко затормозила, но перепугала обоих пешеходов: и бедного Дика и его осмотрительного на улицах хозяина.

Дверца со стороны водителя стремительно распахнулась; и Солдатов, подумавший было, что владелец-хам хочет свалить неприятную возможность наезда со своей больной головы на их с Диком здоровые, приготовившийся уже без рассуждений развернуть водителя за широкие плечи и дать ему хорошего пинка — Солдатов остолбенел.