Заповедь речки Дыбы

Перед ним, улыбаясь черным от длительного загара лицом, шевеля ежистыми усиками, стоял… Виктор.

Вышло как-то так, что они, забыв про все на свете, обнимались и похлопывали друг друга минут пять. Причем Дик, не разобравшись сразу, схватил Виктора за ногу и, слегка сдавив челюсти, скосил злой взгляд на хозяина — ждал команды, когда позволят порвать этого автолюбителя всласть.

А Солдатов, наоборот, чувствовал, что даже такое внезапное появление Виктора ему приятно и радостно.

— Ха! — сказал Виктор. — Наконец-то я тебя застукал. Второй вечер попутно заезжаю и стою здесь в засаде по полчаса.

— Постой, постой, — весело и недоуменно отстранил его от себя Солдатов. — Да как ты узнал-то, что я в городе да еще что мы с Диком в это время здесь гуляем?

— Да Тулуп же сказал! Тулуп, — давясь от смеха, как всегда стремительно разъяснил Виктор. — А остальное… Когда собаку-то гулять выводят — сразу после работы; а где здесь еще-то гулять можно — ты сам посмотри, ну… Тут и соображать-то нечего. Адреса он не вспомнил, а схемку нарисовал. Во! Знаешь, я на сегодня свои лимиты исчерпал, — эта машина, будь она неладна: тому надо, этому давай, обещал уже давно, ждут меня, понимаешь. Вот. Я заеду на днях или, во, в пятницу лучше. И за грибами. А хошь — на рыбалку. Там и потреплемся. Всласть, понимаешь. Ну, лады? — не давая Солдатову ничего сообразить, отрезая возможность отказаться, выпалил Виктор. — Все. Договорились, понимаешь.

— Давай. Заезжай. Не знаю, как получится с грибами, а чайку попьем. Довезешь до леса — попьем нашего. С костерка. — Очень радостно согласился Солдатов. — Значит, съездил, поработал и привез, — то ли удивленно, то ли грустно добавил он.

— Значит, понимаешь, поработал. И привез, значит. Ну, расскажу. Там ребят наших много было. Все узнаешь. В свое время.

— Виктор, а чего ты цвет мрачный такой взял, черный почти?

— Ну, почему мрачный. Нормальный. Все такой брали. Он практичный. Зацепишь где, не видно на черном-то, понимаешь, — с некоторым удивлением объяснил Виктор.

— Ну, а как ездит? Как вообще? — туманно спросил Солдатов.

— Э-э! Да, хлопот с ней… Не было печали: то профилактика, то замок вот врезал — пятьдесят рублей, то тормоза прокачай, двигун-то мощный, без тормозов, сам понимаешь. Горючку жрет, как аэроплан. Теперь гараж… Забота. Никак, понимаешь, не получается.

— Ну, брось ты. Заныл. Получится. У тебя все получится. Всем бы такие заботы. А зато куда хочешь — быстро. Эх, на рыбалочку бы на такой. — То ли мечтательно, то ли язвительно добавил Солдатов.

— Да на хорошую рыбалку она не очень, — пренебрежительно пнул ногой скат Виктор. — Проходимость не ахти: проселочных дорог не любит. Чуть только дождик, и села.

— Ну, брось, брось, — искренне остановил его Солдатов.

— Нет, ну есть, конечно, и преимущества. Мобильность. Хорошо по делу. В городе удобно. Престиж, опять же, понимаешь, — вспоминал и перечислял Виктор.

— Слушай. Давай попробуем. Прокати, — неожиданно для себя попросил всегда сдержанный Солдатов.

— Са-а-ди-и-сь, — с удалым размахом распахнул дверцу Виктор, и Дик, только взглянув на хозяина, первым прыгнул в машину.

— А скажи честно, — усаживаясь на заднее сидение рядом с Диком, спросил Солдатов, — работать там тяжелее или легче было, чем на Севере?

— Да тоже, по-всякому было. Но не так, конечно. Да расскажу вот как-нибудь подробно, сам все поймешь. — Виктор посерьезнел и замолчал.

— Значит, личная собственность там тоже… обошлась? — задумчиво проговорил Солдатов.

— Ага. Стоила, — серьезно подтвердил Виктор.

Машина плавно тронулась, и глуповато-радостное чувство охватило Солдатова. Он сидел выпрямившись и, помимо своей воли, улыбался. Когда «Волга» набрала скорость, ему вдруг открылось, почему именно дети так любят кататься на машине и что значат эти детские восторженные слова: «Дяденька, прока-а-ти-и!»

Впервые за многие годы лето для Солдатова прошло спокойно и скучно. Он понемногу занимался спортом, наставления врачей выполнял истово с одной только навязчивой целью, что весной снова будет готов к бесшабашной экспедиционной жизни; и к концу лета прогрелся до самых костей, до самых своих легочных глубин, болезни почти не вспоминались, даже на работу стал ходить пешком и с удовольствием. Поверил, что снова услышит запах грозы в горах и снова, слушая затаенный стук своего сердца, будет подкрадываться к снежным баранам в крутых скалах.

Тепло кончилось внезапно. Нудные дожди промочили насквозь землю, дома и деревянные заборы в старых переулках. Сам воздух, казалось, стал тяжелым и сырым, как полотенце после бани.

Но и теперь в этом можно было найти приятное. Солдатов надевал плащ, теплые носки в толстые ботинки и вечером выходил на улицу.

Шел дождь. Иногда ветер порывами бросал мелкие капли на жестяные крыши, и они дробно и сильно шумели.

Только в эту осень он понял, почему раньше так любил именно эти дожди. В тяжелых ботинках и сухих носках, в непромокшем еще плаще ему делалось тем уютнее, чем мокрее и темнее становилось вокруг. Можно было идти лицом к хлещущему дождю и чувствовать себя непокорным, сопротивляющимся, живущим.