Заповедник

– Только гарпии нам не хватало, – бормотала под нос Солунай, прекрасно понимая, что кроме Бануша её никто не слышит. – Мы, между прочим, природные враги. Нам, между прочим, в одном приюте нелегко будет. А малявку эту еще первое время кровью кормить надо. И кто кормить будет, а? Только не Солунай, не надейтесь даже. Сами, Александр Николаевич, кормите свою драгоценную Аэллу. А потом она вырастет и откусит вам голову. Потому что от этих куриц другого ждать не приходится.

Рядом захихикал Бануш.

– Да ты ревнуешь, Найка! Бессовестная! Ты ревнуешь директора Амыра! А должна его остерегаться! Забыла?

Солунай горестно вздохнула и снова уставилась в спину идущего впереди директора. Его темно-русые с проседью волосы и густая борода в детстве пугали её и заставляли думать, будто директор приюта уже стар. Став же старше, она поняла, что он еще очень молод. Темно-серые глаза его всегда смотрели пронзительно, словно Александр Николаевич знал наперед все мыслишки своих воспитанников. В детстве это пугало, сейчас же всё чаще смущало.

– Я и так остерегаюсь уже одни духи знают сколько времени! Я устала! – свистящим шепотом ответила Солунай и снова зыркнула в сторону директора. – Я… мне… Да ему плевать на меня, понятно?

– Ой, не скажи, – покачал головой Бануш. – Ты что ли не веришь в это?

– Во что? – Солунай прекрасно его поняла, но отвечать не спешила.

Тропинка теперь вилась среди камней, идти становилось всё сложнее, но они привычно перепрыгивали с камня на камень, цепко выхватывая взглядом норы многоножек и цепкие корни ядовитых полушников золотоносных. В отличие от родственного озерного полушника эта тварь разрослась до кустарников и охотилась, вытаскивая на поверхность боковые ядовитые корни. Охотилась, она, конечно, не на людей, но приятного от ожогов всё равно было мало. Тем более осенью, когда корни подмерзали и становились хрупкими. Запнешься об такой, разлетится крошечными кусочками, выковыривай потом из кожи и лечи ожоги. Нет уж, лучше смотреть внимательнее. И в гнездо многоножек тоже не вступить. Если только коснуться впавшей в спячку многоножки, она немедля распрямит свое членистое тело в локоть длиной, да только для того, чтобы снова свернуться, но только вокруг ноги. Отдирать её потом с мясом!

Так что Солунай вовсе не тянула время, как мог бы подумать друг, просто внимательно следила за тем, чтобы не попасть в ловушку. А что они с Банушем могли тут пройти хоть ночью с закрытыми глазами, так упоминать об этом и вовсе было не с руки.

– В то, что он охотник за головами, – замогильным голосом ответил Бануш и хихикнул, обнажая острые мелкие зубы. Еще и ружьем, что ему отдал Александр Николаевич махнул. Шутник.

Солунай поежилась. Дюжину лет назад она обожала страшные сказки, что рассказывали воспитанникам старухи. Особенно много сказок знала Айару. Слушать её можно было вечно. Но сейчас ей всё чаще начинало казаться, что сказочного в этом ничего и не было. А вот страшного наоборот, в избытке.

– Только не говори, что ты влюбилась в директора, – прожурчал Бануш, мастерски владевший голосом. Скажи это кто-то другой, и мигом бы узнал, какая тяжелая рука у Солунай. Но сейчас она молчала, только еще внимательнее вглядывалась в тропку. В её очках совсем ничего не видно, хоть плачь! Впрочем, если плакать, этого тоже не будет видно. Снаружи. Хорошие очки, зря она про них так.

– Найка, ты чего? – испугался Бануш, когда она, не видя из-за пелены слез ничего перед собой, споткнулась. Ладно, хоть об простую корягу.

– Я же пошутил просто, не обижайся! Я просто переживаю за тебя, понимаешь. Тебе нужно его остерегаться, я правда так думаю.

– Эй, бездельники, чего встали как красные ворота? – грубовато окрикнул их тот, кого нужно было остерегаться. – Идите-ка ближе!

Солунай поспешно подняла нос повыше, позволяя холодному ветру высушить щеки. А глаза и так не были видны. Впрочем, даже если бы Александр Николаевич и заметил что, никогда бы не сказал. Такой уж он был человек.

– Так, Бануш, давай сюда ружье, Солунай, принимай Аэллу, – начал командовать директор, едва они подошли ближе. – Видели?

Ребята посмотрели на землю и синхронно кивнули. Среди жухлой травы виднелись отчетливые следы, которые причудливо извивались поперек тропы.

– Кто из вас, паршивцев, не дал Катеньке в спячку впасть, ну? – спросил Александр Николаевич сердито и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Солунай, за Аэллу отвечаешь головой. Тебя Катя не тронет. И давайте быстрее.

Солунай едва заметно вздрогнула при упоминании головы, а вредный Бануш еще и подмигнул, мол, я же говорил!

Но при этом она была страшно благодарна директору за то, что отвлек их от разговора, а её еще и от тяжелых мыслей. Полагать, будто он и впрямь опасается Катеньки, было весьма наивно, но они оба с Банушем сделали вид, будто поверили. Целее будут.

Солунай покрепче обхватила теплый сверток и против своей воли заглянула в него. Просто чтобы убедиться, что не помяла гарпию.