Заповедник

Спавшая до этого момента девочка открыла темные и блестящие как вороний глаз глазки и сонно моргнула. Сердце Солунай дрогнуло. Пусть гарпия вырастет и лицо её станет жестким, будто выточенное из дерева, младенцем она была прехорошеньким. Даже думать о том, каково было её родителям расставаться с малышкой, не хотелось. Знали ли они, что тут Аэлла будет в безопасности, или просто пытались спасти дитя, но не верили в это? Будут ли они искать её потом? Будет ли она ждать этого?

Солунай знала, что большинство приютских были настоящими сиротами, но откуда это знал директор, понятия не имела. Но и были среди них вот такие, как эта Аэлла – родители переправили её Воротами прямо из Греции, от волос малышки еще пахло морем и кипарисами. Или Солунай просто нравилось так думать.

Что случилось с ними, почему они решили спрятать ребенка? В их угодья добрались охотники за головами или простые туристы, которые немногим лучше? Кто знает.

Только практически каждый воспитанник приюта мечтал, что однажды его найдут родители и заберут. И ни разу на памяти Солунай такого не случалось.

Что же до неё самой, то несколько лет назад Александр Николаевич пригласил её в свой кабинет (под свистяще-насмешливое «остерегайся» от Бануша. И напрасно совсем, в тот день остерегаться ей нужно было вовсе не директора) и сказал, что её мать никогда за ней не придет. Он говорил еще что-то, кажется, рассказывал, почему важно понимать такие вещи в сознательном возрасте, но для Солунай всё было как в тумане. Она изредка воображала себе встречу с матерью и страшилась её. Но оказалось, взрослым чужим чудовищам почти немыслимо попасть в нутро мира. Как и найти друг друга в большом мире. Мечты Солунай в одночасье рухнули, будто ей сказали, что мама умерла. Это было немногим лучше. Теперь она никогда не узнает, почему оказалась в приюте, и любила ли её мать. Она даже настоящего имени, данного ей матерью, теперь не узнает. Ничего.

Что до отца, то тут Солунай и вовсе не питала лишних надежд. Судя по её собственному везению, выбирать сердцем женщины её рода вовсе не умели.

Она крепче прижала к себе снова засопевшую гарпию, и мысленно пообещала, что обязательно присмотрит за ней. Кто-то же должен. Этот Александр Николаевич, что сейчас ухмыляется в бороду, будто она не видит, он же только и может, что превозмогать. Найти и спасти от холодной смерти, выходить, щедро делясь кровью. А потом бросит на старух, и будет бедняжка Аэлла просто одной из воспитанников, ничуть не лучше её, Бануша или Жылдыс с Ырысом, родители которых проживали в дальней деревне. Близнецы даже иногда ходили туда повидаться со своей семьей. Возвращались чаще мрачные и задумчивые. Солунай оставалось лишь гадать, почему их отправили в приют. То ли семье не хватало сил прокормить еще двоих детей, то ли из-за поверья про одну душу на двоих. Глупые местные верили во всякую чушь. Смелый прямодушный молчун Ырыс, второй стрелок в приюте, если считать только воспитанников, лучший следопыт и добрейший человек, и Жылдыс – немного шебутная хохотушка и рукодельница, сшившая больше рубашек, чем жителей во всей деревне её родителей. Они были стопроцентные люди. А вот насчет её семьи Солунай так уверена не была.

Просто она с детства полагала, что люди – это хорошо. А чудовища – плохо.

Плохо, что она сама оказалась не тем, кем хотела бы быть. Но что тут поделать.

В прозрачном холодном воздухе видно было далеко, и Солунай облегченно выдохнула, когда из-за каменной гряды вынырнула острая бащня приюта. Откуда приют взялся здесь, в сердце заповедника, Солунай не знала. Они звали её усадьбой, хотя больше всего это было похоже на замок, вылепленный прямо из горы и частично уходящий в неё, словно упрямое дерево, пронзающее камень корнями. Подобраться к нему было непросто, и воспитанники до шести-семи зим жили в нем безвылазно. И лишь став постарше, начинали постепенно передвигаться по всему заповеднику. Лишь за пределы границ его ходу не было почти никому из них.

3 глава. Васса

– Поверить не могу, что ты меня уболтал ехать сейчас, чертяка! – восхищенно прицокнул Паша, когда они наконец уселись в кресла и пристегнулись. Никита даже онемел от возмущения. Это он уговаривал? Да он один раз предложил, а Паша развел такую бурную деятельность, что Никита и моргнуть не успел, а мама уже искала им хорошие билеты и новую теплую куртку. Ладно хоть куртку только ему, а то Никита уже начал чувствовать, что мама одинаково воспитывает их обоих. А уж такого ушлого братца как Пашка он не хотел. Нет уж, немного мужских приключений сейчас, а ближе к концу ВУЗа надо жениться и скучно возить жену и детей в Турцию. Паша может сколько угодно насмехаться над этим, но лишь потому что зелен виноград – ему это всё не светит.

– Ладно зачетную неделю сдали без проблем, а вот сессия… – наконец невпопад ответил Никита, решив проигнорировать такое наглое навязывание ему роли героя приключения. – Тяжеловато будет.