Заповедник архонтов

С подобным дивом только более крупного калибра мне приходилось сталкиваться еще на Земле. Во время первой встречи оно как раз и прикинулось «цечешищем» — представилось подсвеченным изнутри, желтым, с прозеленью облаком. Когда же мы столкнулись во следующий раз, эта субстанция обернулось исполинским, изрыгающим огонь драконом, скоро расслоившимся на шары, каждый из которых обернулся идущим в атаку танком. Как только я подбил два «тигра» и один «Т-74», волшебная взвесь сформировало роту боевых роботов. Это колдовское аморфное вещество являлось одним из самых замечательных творения искусных ди, сумевших повторить раритет, созданный во время но, в эпоху первых цивилизаций, память о которых искоркой небесного костра, из которого возник наш мир, еще жила во мне. Подобной невесомой, мертворождающейся плотью, всякий раз во время использования обретающей разум, был вооружен прятавшийся на Земле «Неугомонный». Вряд ли подобная диковинка имелась на борту «Несущего груз».

Если да, наше дело худо.

Результат не замедлил сказаться. Оторопь проступила на необыкновенно посиневших лицах матросов и рабочих. Они словно наткнулись на невидимую преграду. Увидев меня, бросили оружие, присели на корточки, обхватили головы руками. То же случилось с сестрами и апостолами. Я тут же обезоружил их, заставил взяться за руки и молиться, молиться! Изо всех сил, кричать в полный голос — помилуй нас, ковчег!.. Обрати свой гнев на Черного гарцука, дай нам силы устоять в беде и горести. Левий Матвей, поднявшись на ноги, как ни в чем не бывало затянул тонким голоском.

«Бисми ллахи р-рахмани р-рахим…

Блаженны изгнанные за правду,

Блаженны храбрые сердцем,

Блаженны верные долгу, ибо их есть Царство Божие.

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…»

Напряжение потихоньку начало спадать. В тот момент я обратил внимание как глубоко внутрь шлюза прогнулась взвесь-цечешище. Огуст, Хваат и Неемо, усталые донельзя, начали торопливо разворачивать соплеменников и так, на корточках, словно гусей, погнали их сторону малого шлюза.

— Если бы ты, учитель, задержался еще на пять минут, — сообщил Огуст, — случилось бы непоправимое. Мы бы их всех взорвали.

— И рука бы поднялась?

— Это лучше, чем попасть в лапы Черному гарцуку.

Я припомнил тот ужас, который испытал несколько минут назад на причальной палубе, когда я пытался подобраться к фламатеру; прилив омерзения, когда серповидная боевая форма, вращаясь, бросилась в атаку, — и решил, действительно лучше погибнуть, чем испытать превращение в биокопию.

С трудом мы добрались до нашего челнока, начали загонять поселян внутрь. Тут на губошлепов напало откровенное безумие. Они вопили так, что мне стало не по себе, умоляли отца простить их, кидались на бластеры. Огуст снял оружие с предохранителя, ногой оттолкнул Дуэрни, ползающую у его ног и заклинающую мужа отпустить ее к отцу. Лицо у молодого человека страдальчески искривилось, он с мольбой глянул в мою сторону. Еще мгновение, и ему придется открыть огонь.

Я растерянно огляделся.

В чем причина повального безумия губошлепов!

Вот в чем!!!

Со стен и потолка шлюза спускались узловатые толстые побеги или напоминавшие шланги щупальца, присосавшиеся к корпусу челнока. Понятно, что от молотобойных призывов звездолета, поступавших по этим каналам, не могла спасти никакая молитва.

Я выхватил бластер, указал Хваату и Огусту на щупальца и открыл огонь. Мой бластер работал на поражение — бил сгустками высокотемпературной плазмы. Залп — и один их чудовищных побегов рухнул на пол, еще один залп — и верхняя часть корпуса челнока оказалась очищенной от этой мерзости. Буровато-зеленая жижа потекла по корпусу. Что творилось с поселянами в этот момент, когда мы очищали поверхность космического корабля, трудно передать, но как только последнее отросток рухнул на пол и вмиг расплылся густо испарявшимся озерком отвратительной на вид слизи, наступило успокоение.

Некоторое время все мы отдыхали в жилом отсеке. Люди вповалку лежали на полу, Дуэрни рыдала, остальные сестры громко, надрывая душу, сопели и чесались. Апостолы стыдились взглянуть на меня. Хваат врезал одному из матросов, самому крупному, зверского, должен сказать, вида. Тоот принялся укорять проотолетариев.

— Замолчите! — прикрикнул я на голосящих поселян, затем обратился к спутникам. — Кто-нибудь сумел устоять перед голосом преисподней? Кто-нибудь нашел в себе силы сохранить ясность мысли и твердость духа? Если есть такие, поднимите руки!

Я насчитал восемь губошлепов. Около четверти подвергшихся незримой атаке поселян. Это был прекрасный процент, мы люди в таких обстоятельствах смогли бы похвастаться только каждым десятым.

К черту отступления, побочные мысли, воспоминания о Земле! Я в системе Дауриса-Тавриса, мы все в преисподней, на краю гибели!