Заповедник для академиков

Матя открыл последний номер «Натурвиссен-шафтен» – только что из Берлина. «О распознавании и поведении щелочноземельных металлов, образующихся при облучении урана нейтронами». И авторы: Отто Ган и Фриц Штрассман. Видит бог – они еще не понимают, что открыли! Это же Нобелевская премия… та самая, которую уже трижды заслужил Матвей Шавло! Скобельцын с Франком получали барий уже три года назад, нет, три с половиной года. А догадались ли они, какая энергия выделяется при его распаде? Господи, это так просто, откройте Эйнштейна, там все написано – 200 миллионов электроновольт! Неужели гениальная Лиза Мейтнер не догадалась, что получилось у Гана рядом с барием? Ну считайте же, считайте! Вычли из 92 урана 56 – бария. Получается тридцать шесть. Что такое тридцать шесть? Криптон! Да поглядите на фотографии, сделанные Вильсоном, – там же очевидный криптон!.. Неужели они так тупы? Нет, не тупы, они умны и умнее Мати. Надо знать свое место. Матя сильнее их лишь собственной волей к жизни и умением развить витающую в воздухе идею, он сильнее особенностью нашей Родины, силой НКВД и ГУЛАГа – кто и где смог бы выдрать из семей, из институтов, из жизни сотни умнейших физических и химических голов гигантской страны и собрать их, запутанных и недокормленных, на краю света? Только товарищ Ягода, а после мученической кончины его – товарищ Ежов. И если товарищ Ежов завтра по пьянке попадет под машину или его расстреляют в подвале и Матя не успеет его спасти – придет кто-нибудь другой: Алмазов, Френкель, Вревский или Берия. И пока у нас в стране есть диктатор – остаются шансы победить все остальное человечество. Используем ли мы эти шансы – не знаю. Но мой собственный шанс в том, чтобы испытание было впечатляющим, грозным, чтобы оно убедило НКВД, убедило Сталина в том, что в его государстве есть великий человек, гений Матвей Шавло. И чтобы Сталин понял, что он полностью зависит от милости этого гения. Заносчиво? Нагло? Ничего подобного, Сталин – мафиозо, Сталин – глава клана бандитов, в Италии Матя начитался об этих людях. Сталин понимает силу и ценит ее в других, если она не угрожает сталинскому благополучию. А Матя ему не угрожает. Матя хочет быть свободным и богатым. Он хочет получить Нобелевскую премию из рук шведского короля. Во славу нашей социалистической родины!

Чай остыл. Матя отставил стакан.

Сегодня все решится.

В коридоре застучали каблуки – Алмазов ставит ногу сначала на каблук, потом на носок – получается особый постук.

– Проснулся?

– Доброе утро. Хочешь чаю?

– Чаю? В такой день? Лейтенант – бутылку коньяку из моей машины! Живо!

– Слушаюсь, товарищ комиссар госбезопасности!

– Нарком как себя чувствует?

– Трепещешь, профессор?

– Не смейся.

– Какой там смех. Вчера, когда он… – Алмазов оглянулся на дверь. – Я чуть не обосрался. Даже если он что и помнит – то предпочтет забыть. А мы с тобой?

– Нас там не было.

– Молодец, быть тебе академиком. Что нового открыли наши буржуазные коллеги?

– Тебе же все переводят.

– Хочу услышать из твоих уст.

– Вот-вот поднимется большая паника.

– Я тоже так думаю. – Алмазов сидел нога на ногу, сапоги блестят и пахнут ваксой – в маленькой комнате этот запах неприятен. – Но они опоздали. Опоздали?

– У них нет института.

Лейтенант шагнул в комнату – в одной руке бутылка коньяку.

– Закуску прикажете?

– Обойдемся. Уходи и закрой за собой дверь.

Алмазов разлил коньяк – в стакан и кружку.

– Я не буду, – сказал Матя. – Голова сегодня должна быть чистой.

– Вот и прочисти.

Алмазов выпил до дна – он много пил в последние месяцы, он трусил. Матя только пригубил. Он хотел видеть все – как идущий на первое, чистое свидание.

Когда они спустились к машине Алмазова, Матя сказал:

– Напомни мне, чтобы всем раздали черные очки. Это важно.

* * *

Андрей спал плохо – войлок сползал с него, открытые части тела, хоть он и не раздевался, мерзли, ему казалось, что он гибнет в степи или спасается от волков.

Но проспал он долго – так измотался за предыдущий день. Когда проснулся – уже было светло.

Оттого что слишком много снов и видений мучили его ночью, он не сразу смог вычленить себя из сна, из очередной погони, и потому топотом преследователя показались сначала тяжелые, хоть и осторожные шаги Айно на лестнице за прикрытой дверью, шепот, тихий голос, короткий смех Альбины… Предательница!

Андрей вскочил, отбросил войлок, и это движение было услышано Айно. Тот сразу заглянул в комнату и спросил:

– Будете пить чай, господин Берестов?

Андрей не ответил. Отвернулся к окну.

– Альбина, налей Андрюше чаю в кружку, – сказал Айно.

Андрей встал, готовый отказаться от жалкой подачки. «Почему они, проведя ночь в похотливых объятиях, имеют право вторгаться в его комнату? Я же не просил чаю!»

Оказалось, последние слова он произнес вслух.

– Я не буду обижаться, – сказал Айно. – И ты не обижайся. Мы не знаем, сколько будем жить. Наверное, надо жить хорошо?

Андрей посмотрел на Айно. Тот стоял в дверях, заполняя собой весь дверной проем, громадный, неуклюжий, белобрысый и краснорожий. Он протягивал Андрею кружку с дымящимся кипятком. В другой руке держал кусок хлеба.