Заповедник для академиков

Может быть, Берия и вел бы себя иначе, но пока он был заинтересован в доверии и поддержке больного и, может быть, обреченного Сталина. Он был не первым на лестнице советской власти, и требовалось время, чтобы расчистить себе дорогу. А для этого ему нужен живой Сталин.

– Бомба номер два, товарищ Сталин, – сказал Шавло, – под кодовым названием «Иван» уже готова, и теперь для нее изготавливается новая оболочка, которая позволит погрузить ее в бомбардировщик дальнего действия.

– Правильно, – сказал Сталин. – Молодцы, что спешите выполнить это мое указание.

– Эта работа практически закончена.

– А остальные бомбы? Меня интересуют остальные. Одной бомбой мы можем только пугнуть. Но для победы мы должны иметь хотя бы несколько бомб. И поймите, товарищ Шавлов, сейчас от вас и ваших сотрудников, от их беззаветной работы на благо нашей советской родины зависит судьба и нашей страны, и всего мирового пролетариата!

Этот монолог стоил Сталину таких усилий, что он надолго закрыл глаза. Но Берия и Шавло сидели неподвижно, будто боялись его разбудить.

– Говорите, – произнес Сталин, не открывая глаз.

– Третья и четвертая бомбы будут готовы осенью – надеюсь, в октябре.

– Почему так долго?

– Дальше дела пойдут быстрее, товарищ Сталин.

– Мне не надо дальше, мне надо сокрушить наших врагов раньше. Немедленно! Сейчас! Я приказываю вам, Шавлов, под личную ответственность, чтобы к началу сентября были закончены бомбы три и четыре. Под вашу личную ответственность…

Сталин откинул голову назад и захрипел.

Вбежал Поскребышев. За ним маленький мужчина в белом халате.

– Идите и исполняйте, – сказал Поскребышев. – Я сообщу вам, когда товарищ Сталин вызовет вас снова.

Берия не оборвал Поскребышева, который посмел выгнать их. Ясно было, что больше им нечего делать на даче.

Машина Берии выехала из ворот и повернула почему-то направо – по сторонам шел лес, потом она выехала на широкое поле, кое-где поросшее кустарником, которое полого скатывалось в пойму речушки.

Берия сказал:

– Пойдемте немного погуляем, такой хороший теплый день.

Когда они отошли от машины, Берия, сверкнув пенсне, уставился змеиными глазами на Матю.

– Ваш диагноз? – спросил он.

– Лучевая болезнь, – ответил Матя.

– Без сомнения?

– Без сомнения.

– И это опасно?

– По тому, что я знаю, он проживет немного. Может быть, всего несколько дней.

– И вылечить нельзя?

– Нет, пока медицина бессильна.

Берия медленно пошел по тропинке над широким зеленым склоном.

Матя подумал, что Берия только проверяет выводы, к которым пришел сам. Видно, симптомы болезни появились у Сталина давно и интерес Берии, прилетавшего недавно в Ножовку, был вызван в значительной степени этим.

– А каковы, вы думаете, причины этой странной болезни? – спросил Берия. – Она заразна?

– В обычном смысле этого слова незаразна.

– То есть Иосиф Виссарионович не мог подцепить ее у Ежова или Алмазова?

– Нет.

– Так в чем же дело?

Шавло молчал.

– Матвей Ипполитович, – сказал Берия, останавливаясь. – Я хотел бы вам напомнить, что вы полностью находитесь в моей власти. Что я и без доноса Алмазова знаю о вас достаточно, чтобы завтра же расстрелять. В том числе я уверен, что вы отлично знали о радиации и смертельных лучах, которые испускает бомба, но скрыли это от своих шефов. Вы не сказали сначала и понимали, что если скажете с опозданием, то пощады вам не будет. Но я не хочу вас уничтожать, Шавло, я надеюсь, что мы с вами еще много лет будем работать вместе, рука об руку. Поэтому мне нужна абсолютная откровенность.

– У меня есть подозрение… – начал Матя, понимая, что сейчас вынужден будет признаться в фактическом убийстве вождя Советской страны. – У меня подозрение на оплавленный кирпич, который Ежов оставил Сталину на память. На письменном столе.

– Блестящий? Как яблоко?

– Вот именно.

– А я, дурак, даже в руки его брал! – Берия вдруг рассердился. – Ты мне мог сказать, а?

– Надеюсь, что это вам не угрожает. Товарищ Сталин часами и неделями подвергался непрерывному сильному облучению.

– Хорошо, – сразу остыл Берия и повернул обратно, к машине. – Я вытащу этот слиток для проверки. А ты обеспечь мне специалиста с измерительным прибором. Как он называется?

– Счетчик Гейгера.

– Чтобы у меня всегда рядом был счетчик Гейгера.

У машины Берия вдруг задумчиво произнес:

– Мы с тобой вступаем в атомную эру. Пути назад нет. Придется быть очень осторожными…

* * *

Сказать, что выступление Гитлера против Польши застало Европу врасплох, – значит ничего не сказать. В одночасье Гитлер разрушил все планы западных держав по развертыванию войск и мобилизации, которая должна была начаться не спеша к августу, в надежде, что все еще обойдется. Английская и французская общественность, хоть и выступала против нового Мюнхена и осознавала уже, что Гитлера можно остановить лишь силой, теперь съежилась и замолкла. Даже сведения о бомбардировке Варшавы и Кракова, о боях на Вестерплатте, где немецкий десант никак не мог одолеть польский морской гарнизон, казались лишь кошмаром из чужого мира, который не может иметь отношения к моему дому, к моей семье, к моей жизни.