Заповедник для академиков

– До поры до времени, – туманно ответил профессор. Издали Лидочка увидела женскую фигурку, что приближалась от купальни. По беличьей шубке и шляпке с узкими полями Лидочка узнала Альбину. Альбина вроде бы гуляла, никуда не спешила. Лидочка несколько раз поглядывала в ее направлении, прежде чем Альбина вышла на плотину.

– А что вы делаете? – спросила она растерянно. Будто бы они собирали землянику и она знала, что они собирали землянику, но из вежливости спросила, не малину ли они собирают.

– Сейчас труп будем вытаскивать, – сказал Алмазов. – А ты зачем выбралась из дома?

– Погулять, – сказала она. – Мне надо гулять, я совсем скисла без свежего воздуха.

Лидочка не сердилась на Альбину – она чувствовала вину перед ней.

– А вот Лидия отрицает похищение моего личного оружия, – сказал Алмазов.

– Отрицает? – удивилась Альбина. – Значит, она права.

– Ты мне ваньку не валяй, – рассердился Алмазов, – а то сейчас в пруду искупаешься.

– Смешно, – сказала Альбина, но не засмеялась. Алмазов хотел еще что-то сказать, но тут увидел бегущего с горы президента, а с ним двоих мужчин – шофера и директора санатория – с крюком и с веревками. И об Альбине забыли.

Когда для совершения действия, требующего участия двух-трех человек, собирается полдюжины, они неизбежно начинают мешать друг другу, возникает лишняя суматоха, поднимается крик, и работа исполняется куда медленнее, чем хотелось бы ее руководителю.

Пока стоял крик, все махали руками и поочередно проваливались в тину. Александрийский отошел в сторону и поманил Лидочку.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Лида, увидев, насколько бледен профессор. Видно, ее возглас долетел до докторши – та мгновенно оказалась рядом.

– Я вам помогу дойти до санатория, – сказала Лариса Михайловна. – Это безумие – с вашей болезнью здесь находиться.

– Не беспокойтесь, я себя отлично чувствую, – ответил профессор сварливым голосом. И отвернулся от доброй Ларисы Михайловны.

Подчиняясь мановению руки, Лидочка приблизилась к Александрийскому.

– Мне так страшно, – сказала Лидочка.

– Не это сейчас главное, – отмахнулся профессор. – Главное – ни за что, никогда, даже во сне не признавайтесь, что вы прикасались к револьверу Алмазова.

– Я понимаю.

– Дело не во мне, не в справедливости, не в законе – даже если вы останетесь живы, он найдет способ отправить вас на всю жизнь за решетку. Единственная надежда – полное незнание!

– Дайте его мне, и я незаметно подкину его Алмазову.

– Глупости!

– Я потеряю его в парке.

– Вы! Его! Не видели! Никогда в жизни! – Последние слова прозвучали так громко, что Лидочка обернулась, опасаясь, что Алмазов услышал. Но тот был занят.

Суматоха завершилась тем, что с берега к колодцу были положены доски и в колодец спустили веревку с толстым, взятым из весовой крюком на конце. Нагнувшийся над люком директор водил веревкой, стараясь зацепить то, что лежало глубоко в колодце. Это ему не удавалось, и его сменил Ванюша из рабфака. Вскоре раздался его торжествующий крик, веревка натянулась – все стали тянуть ее.

Президент Филиппов завопил:

– Идет, идет, приближается!

Лидочка зажмурилась – она подумала, что не вынесет нового лицезрения несчастной Полины.

Крики стихли. Затем послышались удивленные возгласы.

– Это еще кто? – спросил Филиппов.

– Не узнал, что ли? – сказал Алмазов.

– Да разве узнаешь…

Лидочка открыла глаза.

Президент и Ванюша уже вытащили и волокли по воде к берегу тело Матвея Шавло, доктора физических наук, любимого ученика Энрико Ферми, снабженное широкой соломенной маскарадной бородой, а потому не сразу узнанное.

Его волокли к берегу, и все молчали, потому что первым должен был заговорить Алмазов. Но Алмазов тоже молчал.

«Нет! – чуть не закричала Лидочка. – Этого не может быть! Там должна быть Полина, и мне ее не жалко. А Матю мне жалко!»

Доска от многих подошв стала осклизлой, шаталась и сбросила на полпути людей – с шумом, плеском и ругательствами они свалились по колени, а то и глубже в тину, труп медленно поплыл в глубину, и Алмазов завопил, чтобы его не упустили. Лидочка не стала смотреть, как ловят Матю, – она все равно еще не верила в то, что видит Матю, а не какую-то куклу, нарочно загримированную под Матю.

Альбина стояла неподалеку, но смотрела в другую сторону, на средний пруд, на купальню, будто гуляла по пустому парку.

Лиде был виден и Александрийский. Он глядел на то, что происходило у колодца. И вдруг пошатнулся. Ладонь его поднялась, легла на сердце – будто его ударили в сердце.

Лидочка обернулась – что он увидел?

Матя лежал на берегу – только ноги в воде.

А на доске, что соединяла колодец с берегом, остался человек – это был санаторский шофер. Он стоял на коленях, наклонившись вперед и погрузив в пруд руку. Почти по плечо, даже не засучив рукава.

– Эй, начальник! – крикнул он. – Гляди, что я нашел!

Он выпрямился, все еще стоя на коленях, и показал Алмазову, что поднял со дна пруда, – что-то черное, блестящее… револьвер!

Алмазов сделал два шага к воде, протянул руку и принял револьвер. Потом отыскал глазами Альбину, стоявшую неподалеку и равнодушно глядевшую на тело Мати Шавло.