А завтра? Завтра ему предстоит многое сделать. Но сейчас он об этом думать не будет. Он все отложит на завтра.
Поднеся бокал к краю мраморной вазы, Максвелл вылил коктейль на корни растения.
- Ваше здоровье! - сказал он ему, потом осторожно, стараясь не потерять равновесия, нагнулся и поставил бокал на пол.
- Сильвестр! - раздался голос за его спиной. - Ты видишь, что тут происходит?
Максвелл извернулся и встретился взглядом с Кэрол, которая стояла по ту сторону вазы, положив руку на голову Сильвестра.
- Входите, входите, - приветливо сказал он. - Это мой тайник. Если вы оба будете вести себя смирно…
- Я весь вечер пыталась поговорить с вами с глазу на глаз, - заявила Кэрол. - Но где там! Я хочу знать, зачем вам с Сильвестром понадобилось охотиться на колесника.
Она забралась за вазу и остановилась, ожидая его ответа.
- Я был удивлен даже больше вас, - сообщил ей Максвелл. - У меня буквально дух захватило. Я никак не ждал увидеть Сильвестра. Мне и в голову не приходило…
- Меня часто приглашают на званые вечера, - холодно сказала Кэрол. - Не ради меня самой, поскольку вас это, по-видимому, удивило, но ради Сильвестра. Он служит прекрасной, темой для светской болтовни.
- Очко в вашу пользу, - заметил Максвелл. - Меня так вовсе не пригласили.
- И тем не менее вы тут!
- Но не спрашивайте меня, как я сюда попал. Мне будет трудно отыскать правдоподобное объяснение.
- Сильвестр всегда был очень благовоспитанным котенком, обвиняющим тоном сказала Кэрол. - Возможно, он любит поесть, но он джентльмен.
- Понимаю! В моем дурном обществе…
Кэрол окончательно обогнула вазу и села рядом с ним.
- Вы собираетесь ответить на мой вопрос?
Он покачал головой.
- Трудно. Все было как-то запутано.
- По-моему, я никогда не встречала человека, который так умеет вывести собеседника из себя, как вы. И вообще это непорядочно.
- Кстати, - сказал он, - вы ведь видели эту картину?
- Конечно! Она же - гвоздь вечера. Вместе с этим забавным колесником.
- А ничего странного вы не заметили?
- Странного?
- Да. На картине.
- По-моему, нет.
- На одном из холмов нарисован крохотный кубик. Черный, на самой его вершине. Он похож на Артефакт.
- Я не обратила внимания… Я особенно ее не разглядывала.
- Но гномов-то вы разглядели?
- Да. Во всяком случае, кого-то на них похожего.
- А существа на переднем плане? Они ведь совсем другие.
- Другие? По сравнению с кем?
- С теми, каких обычно писал Ламберт.
- Вот не знала, - заметила Кэрол, - что вы специалист по Ламберту.
- А я и не специалист. Просто сегодня утром, когда я узнал про этот званый вечер и про картину, которой обзавелась Нэнси, я пошел в библиотеку и взял альбом с репродукциями.
- Но даже если они и другие, так что? - спросила Кэрол. - Художник же имеет право писать все, что ему вздумается.
- Совершенно верно. Но речь не об этом. Ведь на картине изображена Земля. То есть если это действительно Артефакт, в чем я не сомневаюсь, значит, на ней должна быть изображена Земля. Но не наша Земля, не та, которую мы знаем, а Земля, какой она была в юрский период.
- По-вашему, на других его картинах изображена не Земля? Но этого не может быть! Ламберт жил в эпоху, когда ничего другого художник писать не мог. Ведь в космос еще никто не летал - то есть в глубокий космос, а не только на Луну и на Марс.
- Нет, в космос летали, - возразил Максвелл. - На крыльях фантазии. Тогда существовали и путешествия в космосе, и путешествия во времени - силой воображения. Ни один художник никогда не был ограничен железными рамками «сейчас» и «здесь». Все так и считали, что Ламберт пишет страну Фантазию. Но теперь я начинаю задумываться, а не писал ли он реальные ландшафты и реальных существ - просто то, где он бывал и что видел.
- Но если вы правы, - возразила Кэрол, - то как он туда попадал? Конечно, Артефакт на его картине объяснить трудно, однако…
- Нет, я имел в виду то, о чем постоянно твердит Оп, - сказал Максвелл. - Он принес из своих неандертальских дней воспоминание о гоблинах, троллях и прочих обитателях холмов. Но он говорил, что были и какие-то «другие». И они были несравненно хуже: злокозненные, безжалостные, и неандертальцы смертельно боялись их.
- И вы думаете, что на картине есть и они? Те, кого вспоминал Оп?
- Да, мне пришло в голову как раз это, - признался Максвелл. Может быть, Нэнси не будет возражать, если я завтра приведу Опа взглянуть на картину.
- Наверное, не будет, - сказала Кэрол. - Но это и не обязательно. Я сфотографировала картину.
- Как же…
- Конечно, я знаю, что так делать не полагается. Но я попросила разрешения у Нэнси, и она сказала, что ничего не имеет против. А что другое она могла бы ответить? И я снимала картину не для того, чтобы продавать снимки, а только для собственного удовольствия. Ну, как плату за то, что я привела Сильвестра, чтобы ее гости могли на него посмотреть. Нэнси хорошо разбирается в подобных тонкостях, и у нее не хватило духа сказать мне «нет». Если вы хотите, чтобы я показала снимки Опу…
- Вы говорите серьезно?
- Конечно. И пожалуйста, не осуждайте меня за то, что я сфотографировала картину. Надо же сводить счеты!